Три косточки тамаринда

С тех пор Марина и Алла частенько виделись. Болтали на пляже, обедали, прогуливались по улочкам в поисках сувениров. Алла скупала их целыми мешками, и хоть она и словом не обмолвилась о семье, Марина представляла себе огромное количество детей и внуков, жаждущих подарков от любимой бабушки. В том, что все они души не чаяли в Алле, Марина не сомневалась. Про себя она решила, что ее новой знакомой никак не меньше шестидесяти, хотя она и выглядела намного моложе. На ужин Алла собиралась вдумчиво, ни разу за эти недели не надев вечерний туалет повторно. Она предпочитала тонкий лен и шифон и обязательно босоножки на высоком каблуке. Без каблука росту в ней было не больше метра пятидесяти.

Очень скоро Марина заметила, что Алла выходит еще до жары на пробежку вдоль кромки моря, питается только морепродуктами, а пьет либо чистую воду, либо красное вино, хотя стоит оно здесь немилосердно.

– У вас особенная диета? Вы ведь неспроста так потрясающе выглядите?

– Никакой диеты. Я просто ем только то, что люблю. Специально ведь приехала сюда, чтобы побаловать себя дарами моря. И еще тайское манго. Это нечто! Пробовали его с клейким рисом? Очень рекомендую!

Больше всего новая знакомая покорила Марину своей самодостаточностью. По русским меркам Аллу давно причислили бы к пожилым людям, но сложно найти слова более не подходящего для описания этой женщины, чем «пожилая». Пока Марина спала в номере, Алла на тук-туке ездила на соседний пляж и проводила весь вечер, курсируя по злачным местам и впечатляясь шоу трансвеститов, о чем наутро расписывала в красках. Она успела покататься на слонах, пролететь на парашюте над бухтой, взять напрокат скутер и объехать весь остров, разбить фару и заменить ее на новую в сомнительного вида автомастерской – чтобы не платить штраф хозяину скутера и вернуть себе залог. Алла перепробовала все виды тайского массажа, три раза сделала маникюр в трех разных салонах и едва не набила татуировку. Послушав увещевания Марины, согласилась на временную, но мастер татуажа сообщил, что на такой загорелой коже рисунок будет почти не виден.

– Иногда мне кажется, что вы малый ребенок, который дорвался до запретных плодов, пока родители не видят, – призналась Марина.

– Ой, мне всю жизнь об этом талдычат. Что ж мне теперь, сидеть на попе ровно? Чтобы никого не нервировать? – пожала плечами Алла и закурила сигарету. – Надо бросать. Поганая привычка. Но обожаю! Так что не брошу, естественно. У нас в тайге много мошкары. Только дымом и отгоняли. Раньше ведь не было репеллентов…

Она выпустила две упругих синеватых струи дыма через нос и снова заговорила:

– Странное дело, правда? Сейчас, в этой жарище, когда к локтям липнет песок, слово «Сибирь» – просто абстракция. Такого просто не может быть на свете. И тем не менее она существует.

Марина с хлюпаньем втянула через соломинку остатки кокосовой воды из молодого ореха. На вкус он напоминал березовый сок. Впрочем, Алла права, березовый сок в этих широтах – такая же немыслимая абстракция, как и Сибирь.

– Стало быть, – продолжала Алла, – человек верит только в то, что видит собственными глазами. Я имею в виду – действительно верит, на сто процентов. Не умозрительно, наученный кем-то, что Марс ближе всего к Земле или что Земля круглая. Для любого человека истинно существует только то, что окружает сейчас, причем окружает именно его. Мы сидим в одной географической точке, и реальность внешняя у нас почти сливается, мы одинаковое видим. А внутренняя реальность отличается в силу нашего характера, жизненного опыта… и так далее. А вот я встану и пройдусь до вон тех ребят, что продают напитки. И моя реальность уже будет отличаться от вашей. Короб со льдом, в котором лежат кокосовые орехи, станет для меня куда более очевидно существующим, чем зонтик, под которым останетесь вы. Реальность у каждого своя, и правда у каждого своя. Живу на свете шестьдесят семь лет, и это по сию пору завораживает меня…

– Сколько? – поразилась Марина. – Шестьдесят семь?

– Мариночка, – улыбнулась Алла. – Какое же вы чудо! Пойдемте купаться. Вода точит фигуру. Приедете домой еще стройнее, чем уезжали. А ногти, ногти-то какие будут – хоть вместо отвертки шурупы откручивай. Это ведь соляная ванночка, да еще с йодом! Давайте-ка поднимайтесь, ну?

Однако теперь, делая шаг навстречу Алле с ее невообразимым пером на шляпке, Марина не особенно обрадовалась. Болтать с жизнерадостной Аллой у нее не было настроения.

– Видели? Закат сегодня был невероятный. Солнце садилось не в дымку, как обычно, а прямо в море, и все горело огнем. Ну да словами не передать, – возвестила дама после приветствия.

Они остановились на тротуаре возле обменного пункта. За пуленепробиваемым стеклом скучала девушка в хиджабе. В холодном свечении ртутной лампы ее лицо, обрамленное темной тканью, выглядело болезненным. И сам обменный пункт смотрелся чужеродно посреди беснования улицы с ее жарой, гомоном, щекочущими ноздри запахами острых блюд и мороком тропической ночи, утопающей в сиреневой пудре цветущих бугенвиллей.

– Закат? Нет, я… спала.

– Приболели?