Другой нигилист — Петр Верховенский. Суетлив, хитер, пронырлив. Многословен. Но того, что на уме, не выскажет. Образован не менее Раскольникова, тот не доучился, этот окончил университет. Активен до предела. Ума большого нет, но есть большие способности обделывать дела. Через четыре дня после прибытия в город — везде свой. Он не борец-одиночка. Организует людей. Для того и активность. Перекладывает на этих людей черную работу. Но кое-что берет и на себя. При убийстве Шатова стреляет сам. Это руководитель, но частично и исполнитель. Так сказать, «играющий тренер».
Умеет любую ситуацию обыграть в свою пользу. Он не способен кратко выразить свои мысли. Но и из этого извлекает выгоду. Умышленно говорит много, чтоб посеять мысль о своей естественности. И расставляет сети. Умеет подчинить себе других. Его ум в разладе с нравственностью. И работает на разрушение.
Верховенский не верит людям, ни абстрактным, ни конкретным. «На человека положиться нельзя, сами видите» [10, 467], — говорит он Кириллову. Нет у него ни с кем чисто человеческих отношений, все подчинено делу. Совершает дело, как уже говорилось, в основном чужими руками. Разрабатывает средства. Методично опутывает нужных ему людей. Шантаж, интриги, ложь, клевета, шпионство, донос — его лучшие средства. Насаждает в людях чувство неуверенности и страха. И тоже не бескорыстно. Все его действия — в тайне. Он стопроцентно фальшив. Лжет и тем, с кем работает.
На вопрос Ставрогина, трудно ли вести дело, отвечает: «Как не надо легче. Я вас посмешу: первое, что ужасно действует, — это мундир. Нет ничего сильнее мундира. Я нарочно выдумываю чины и должности: у меня секретари, тайные соглядатаи, казначеи, председатели, регистраторы, их товарищи — очень нравится и отлично принялось» [10, 298]. Перед тем, как войти на заседание кружка, говорит тому же Ставрогину: «Сочините-ка вашу физиономию, Ставрогин; я всегда сочиняю, когда к ним вхожу. Побольше мрачности, и только, больше ничего не надо; очень нехитрая вещь» [10, 300].
Одно из средств скрепления людей — круговая порука. Другое — общее преступление. Демагогия — тоже не последнее средство. Очень показательна сцена, где Петруша принуждает Кириллова «добровольно» уйти из жизни. Все эти средства — для сплочения людей. У сплоченных одно средство — насилие.
После проявления насилия, убийства Шатова, Петруша проповедует на фоне общей подавленности прямо противоположное. Низкое выдает за высокое. «Без сомнения, вы должны ощущать ту свободную гордость, которая сопряжена с исполнением свободного долга. Если же теперь, к сожалению, встревожены для подобных чувств, то, без сомнения, будете ощущать это завтра, когда уже стыдно будет не ощущать» [10, 462].
Петруша не только демагог, но и прагматик. «Заметьте, что в качестве реалиста он не может солгать и что истина ему дороже успеха… разумеется, кроме тех особенных случаев, когда успех дороже истины» [10, 156]. Это мысль Ставрогина. Верная мысль,
Верховенский презрительно относится к науке, к книгам. Он человек дела. В деле человек для него — всегда средство. Интересуется человеком, пока тот нужен. Не нужен — отпустит. Много знающего, но ненужного — уничтожит. Причем чужих Верховенский щадит больше, чем своих. Малейшее их сомнение, уклонение от общей линии ведет к расправе. А тех, кто с ним сотрудничал, но отошел — беспощадно. Вот характерный разговор Верховенского с Шатовым. Начинает Шатов: «— Я бы желал посмотреть, что вы мне можете сделать?
— Вас бы отметили и при первом успехе революции повесили.
— Это когда вы захватите верховную власть и покорите Россию?
— Вы не смейтесь» [10, 294].
Прав. Зря Шатов смеется. Часы его сочтены. Он будет убит еще до победы. Ибо сил на Шатова хватает уже сейчас. И для этого не нужна верховная власть. Она будет нужна для искоренения многих тысяч Шатовых, о чем Верховенский говорит, намечая программу «перевоспитания поколения».
Прагматик Верховенский — за пределами так называемого «абстрактного гуманизма». «Это неопределенное слово честь…» — эти слова принадлежат Петруше и много о нем говорят. Этот человек способен и на личную месть.