Три круга войны

— Чему? — удивились они.

— Как чему? На младших командиров, на сержантов.

— Всю жизнь мечтал! — сказал Бубнов.

— Вот оно что! — протянул кто-то разочарованно.

— Гонять нас будут? — спросил третий.

— Куда гонять? — майор сделал наивное лицо.

— Перебежками, по-пластунски?..

— О-о, — пробасил майор. — Нет, у нас не гоняют, у нас — учат.

— И строевая тоже, наверное, есть?

— А как же! — обрадованно подтвердил майор. — И строевая есть!

— Конечно, ведь без строевой на фронте, как без патронов, — сказал Бубнов.

— А ты как думал? — майор посмотрел на Бубнова и погрозил ему палкой. — Шустер! — И уже ко всем: — Вижу, вы народ стреляный, из вас получатся хорошие младшие командиры. А сержанты армии вот как нужны, — он резанул ребром ладони себя по горлу. — Сержант — это, если хотите, самая главная личность на войне: он рядом с солдатом, он ведет его в бой. Поэтому самые большие потери мы несем в сержантском составе, — говорил майор уже сурово, без улыбки. — Вы попали в сержантскую кузницу, и мы сделаем из вас настоящих командиров: знающих, умеющих воевать! У нас хорошо! — Он снова улыбнулся. — Верно?

— Конечно: кино есть!

— Здесь, правда, одного не хватает, — майор, насколько мог, сощурил глаза, выждал паузу, прислушиваясь — не догадывается ли кто, о чем идет речь.

— Чего? — не выдержал Бубнов.

В ответ майор отставил руку в сторону, согнул ее кренделем, склонил к ней голову, будто у него «под крылышком» была маленькая девчонка, прошелся вдоль экрана.

Все засмеялись — уж больно точно и комично изобразил он влюбленную парочку.

— О, це було б добре! — воскликнул кто-то из украинцев.

— Ото ж и я кажу, — в тон ему проговорил майор и развел руками. — Этого у нас нет. Да солдату оно и не нужно. После войны своих подружек приласкаем. Верно? Ух, как приласкаем! — он даже глаза закрыл. — А пока будем учиться на командиров. Договорились?

— Договорились!

— Можно начинать, — махнул майор механику.

Свет погас, затрещал аппарат, на экране замельтешило, появилась надпись — «Сердца четырех», и полилась совсем мирная мелодия:

Все стало вокруг голубым и зеленым,
В ручьях зашумела, запела вода.
Вся жизнь потекла по весенним законам,
Теперь от любви не уйти никуда…

Через минуту солдаты уже были все во власти чарующей музыки и еще более чарующего мирного времени, где люди катаются на лодках, шутят, влюбляются, страдают, смеются, женятся — всё как в настоящей жизни, которая казалась им такой далекой и невозвратной…

Дня через два или через три Гурин снова встретил лейтенанта Исаева. Он вел группу солдат, видать, такого же, как и они, «сброда» — после госпиталей и батальона выздоравливающих. Остановил возле канцелярии, кто-то начал бузить, он прикрикнул строго, солдаты замерли.

— Предупреждаю: дисциплина во взводе должна быть железной! Без дисциплины разведчик — не разведчик. Всегда, в любой обстановке каждый помни, что ты разведчик, и веди себя соответственно: с достоинством, но без бахвальства и нахальства. Всегда будь смелым, находчивым, решительным. Всегда!

— И на свидании?

— Тем более.

Солдаты весело загудели, заулыбались, стали острить, но Исаев был невозмутим, опять пресек шум:

— Тихо! Некоторые думают: разведчик — это вольница, анархия — мать порядка. Чепуха! Это пижоны только так ведут себя, да и то в тылу, а на передовой они как мышки. Рразойдись! — и совсем мирно добавил: — Покурите пока.

Гурин подошел к Исаеву, поздоровался.

— А, агитатор Жёра! Привет! Ну, вот и встретились. Ты где?

— В первом взводе, на сержанта буду учиться. А вы?

— А я вот архаровцев этих должен уму-разуму учить, разведчиков из них делать.

— Разведчиков! Вот здорово! — И его так подмывало попросить лейтенанта, чтобы он взял и его к себе во взвод, так хотелось Гурину быть разведчиком, что даже в горле запершило. Но почему-то не решался попросить, оробел, боялся отказа. Подумал: «Наверное, туда все-таки отбирают особенных, как в летчики». Он смотрел на лейтенанта такими по-собачьи преданными глазами и ждал, что тот скажет ему: «Давай ко мне во взвод!» Но он не сказал так.

— Чего ж здорового? — бросил лейтенант недовольно. — Не нравится мне эта педагогическая деятельность, сбегу я, пожалуй, из этой богадельни. — И он направился в канцелярию.

А Гурин стоял и с грустью смотрел ему вслед, и было до слез обидно, что он не пригласил его к себе во взвод. Наверное, слишком был занят своей судьбой.

Учебный батальон