Три круга войны

— Коля, запой, — толкает Гурин Николая Хованского, своего нового дружка. Они с первого дня как-то хорошо сошлись. Хованский красивый парень: прямой нос, волосы белые, шелковистые, пилоточку носит набекрень — в самый бы раз до девочек. Аккуратист. Не обидчивый, добрый, но в обиду себя не даст. — Можешь же? — и Гурин по глазам видит, что он может запеть, но стесняется. — Давай, Коля, выручи роту.

— Запевай! — не унимается старшина.

— Неудобно, — говорит Хованский Гурину.

— Плюнь!

— Ну ладно, — и Хованский откашливается, затягивает:

Утро красит нежным светом
Стены древнего Кремля…

Голос у Хованского оказывается чистый, приятный, наверняка он в певцы себя готовил.

Подхватили песню, запели. Сначала нестройно, но потом приладились и к столовой подходили уже совсем спевшись, другие даже с завистью поглядывали на первую роту. Посмотрел Гурин на Колю и не узнал: нет Хованского, превратился он в живой факел: лицо, уши, шея — все пылает.

— Плюнь, Коля! — советует Гурин.

— А что?

— Да глянь, какой ты…

— Пройдет! — говорит Хованский.

После завтрака новое распоряжение: привести себя в порядок, будет общее построение батальона. Смотр. Это значит: всем подшить воротнички, пришить пуговицы, крючки, почистить обувь и все это опять же быстро, в темпе. Труднее всего дается Гурину подворотничок — слишком широкий кант получился и морщинится на шее. Кое-где нитки белые видны. Он нервничает, срывает его и принимается шить заново. Хованский смеется, отбирает у него гимнастерку, учит:

— Приложи подворотничок, сделай иголкой стежок и согни ворот как надо, натяни подворотничок и опять делай стежок. А то что же ты… Выгнул воротник наизнанку и шьешь. Вот он у тебя и получается длиннее воротника, оттого и морщинится.

— Ну, молодец ты, Хованщина! И все-то ты знаешь! — в благодарность Гурин хлопает его по плечу, надевает гимнастерку — воротник в лучшем виде: кантик ровненький, ниток не видно. — Молодец!

Построение идет со всей серьезностью. Старшина придирчиво осматривает каждого солдата, вслед за ним командир взвода идет и тоже находит к чему придраться: тому пряжку ремня перекрутит — подтяни, тому гимнастерку одернет — расправь складку, тому на пуговицу кивнет — застегни, тому — пилотку поправь.

Вдали показалось батальонное начальство, засуетились, забегали командиры взводов, рот.

— Р-равняйсь! Смирно! — И, крупно чеканя шаг, с рукой у козырька, пошагал Максимов к командиру роты — доложил о своем взводе. — Вольно!

Вслед за ним заторопились с докладами другие командиры взводов, и вот наконец общая команда «Смирно!» — это уже Коваленков поспешил докладывать комбату.

Комбат — майор Дорошенко — высокий, худощавый, пышные брови вразлет, стоит хмурый, немного плечом поводит, словно у него там что-то покалывает. После узнали — ранение все время его беспокоит. Выслушав доклады командиров рот, комбат сделал несколько шагов вперед, поздоровался:

— Здравствуйте, товарищи курсанты!

— Здрав… желам… товарищ гвардии майор! — прокричали одни.

— Здравствуйте, товарищ майор! — вразнобой ответили другие.

Майор чуть заметно улыбнулся, широкие подвижные ноздри его расширились, и он вполголоса сказал:

— Вольно.

— Вольно! Вольно! Вольно! — передали команду командиры рот своим подразделениям.

Майор, нагнув голову, минуту подумал, потом, поднял глаза, сказал:

— Здороваетесь вы плохо. Но ничего, научитесь. Будем учить вас на младших командиров. Учить всерьез, по-настоящему. Программа большая, сложная, и нужно ее за короткий срок усвоить. Поэтому дисциплина будет строгая. Настоящая, военная. Жизнь у вас предстоит нелегкая, но зато на передовой, в бою вам будет легче, своих командиров вспомните с благодарностью. — Голос у майора был глухой, шел он откуда-то из глубины груди, и поэтому казалось, что говорить ему тяжело. Постепенно к нему приблизилась его «свита». Вскоре курсанты знали их всех по фамилиям: замполит Кирьянов; с чапаевскими усами капитан Землин — начальник штаба; маленький, толстенький, суетливый капитан Бутенко — парторг; худощавый, узколицый, с застывшей на лице подозрительной улыбкой старший лейтенант Шульгин — из Смерша; угрюмый, с мясистыми губами, рыжеволосый младший лейтенант Лукин — комсорг батальона. Они слушали комбата и всем своим видом давали понять курсантам, что согласны с каждым его словом. Один майор Кирьянов лишь взглядывал в сторону солдат и улыбался, будто был их союзником. Но как оказалось потом — к дисциплине он был потребовательнее, пожалуй, чем сам комбат.

После смотра курсантов поротно развели на политзанятия.

И с этого момента началась учеба — тяжелая, изматывающая.