Три круга войны

Гурин поравнялся с лейтенантом Максимовым, хотел спросить у него о маршруте, но тот опередил его своим вопросом:

— Ты там ближе к начальству, не слышал куда?

— Нет, не слышал. Все случилось неожиданно.

— Говорят, Наши в наступление пошли. Прорвали фронт, Варшаву окружили.

— Думаешь, на Варшаву?

— Не знаю.

«Вот она, проклятая Германия!»

очью батальон прошел сквозь спящий, погруженный в темноту польский городок и вышел в поле. Погода была отвратительной — дул сильный ветер, мокрый снег сменился сечкой, дорога сделалась скользкой. Намокшие шинели отяжелели. Курсанты шли молча, устало, втянув головы в оттопыренные воротники.

— Не растягиваться! Подтянись! — время от времени передавалась команда. И всякий раз после нее в колонне наступало оживление — передние убыстряли шаг, последние подбегали, погромыхивая котелками; колонна на какое-то время уплотнялась, но потом снова незаметно растягивалась.

К утру стали уставать, все чаще и чаще спрашивали у командира взвода:

— Товарищ лейтенант, привал скоро?

— Прошли-то всего ничего — уже расхныкались, — бодрым голосом упрекал курсантов Максимов, а сам толкал Гурина в бок, шептал на ухо: — Сбегал бы вперед, поближе к начальству… Что они, в самом деле, думают? Люди устали. И сам я уже еле ноги волоку.

Гурин прибавлял шагу, догонял голову колонны, пристраивался к парторгу и замполиту. Майор, тяжело опираясь на палку, оборачивался к нему, спрашивал:

— Ну, что там?

— Устали. Привал просят.

— Известно, о чем солдат мечтает в походе! О привале. — Он усмехался. — Разве не так? А?

«Сам еле идет, а все шутит», — удивлялся Гурин.

— На ветру разве можно делать привал? — вдруг спросил он у Гурина серьезно. — А потом — нам приказ: идти форсированным маршем. Фронт наш прорвал оборону противника и пошел в наступление. На нас возложено выполнение боевой задачи, которую мы сможем выполнить только в том случае, если вовремя прибудем к месту назначения.

— Ясно. Об этом можно, наверное, курсантам сообщить? — спросил Гурин у майора. — Когда хоть приблизительно знаешь задачу — оно и идти легче.

— Пожалуй, можно. Никакого тут секрета нет, — разрешил майор и поморщился от боли в ноге.

— Товарищ майор, разве вам обязательно вот так мучить себя? Что вы, не можете сесть на повозку и отдохнуть?

— Обязательно! — сказал он твердо, заглянув Гурину прямо в лицо и обдав теплым дыханием его щеку. — Обязательно! Иначе хрен мне цена как политработнику. Призываю к одному, а делаю другое?

— Но ведь вы ранены?

— И что? Повесить на грудь плакатик: «Я ранен»? Чтоб знали. А иначе как же? — И, приблизившись вплотную к Гурину, ехидно сощурил глаза: — А ты почему идешь со взводом, а не с нами вот здесь? А? Думаешь, не понимаю твоей тактики? Понимаю: чтобы комсомольцы видели, что комсорг вместе с ними, как все. А будь ты все время здесь — они могли бы подумать, что комсорг где-то там зарылся на повозке в солому и дрыхнет всю дорогу. Разгадал твою тактику?

— Наверное, — согласился Гурин неуверенно, потому что он как-то вот так конкретно не ставил перед собой задачи, как вести себя в подобной обстановке. Просто в роте, во взводе он чувствовал себя свободнее, вольнее, чем среди начальства.

— И правильно делаешь, молодец, — продолжал майор. — Если бы ты сам до этого не дошел, я бы тебе подсказал. Но ты «сам с усам». — Он обернулся к капитану: — Верно я говорю, Бутенко?

Капитан забежал вперед.

— Что? Ничего не слышно, ветер.

— Спишь на ходу, Бутенко?

— Нет, пока только дремлю, — признался тот.

— Пойду к Дорошенко, в самом деле — пора подумать о привале. — Сказал Гурину: — Иди обрадуй хлопцев: скоро привал.

Гурин сошел на край дороги, стал поджидать свою роту. Первым шел взвод разведчиков. Лейтенант Исаев, не отнимая руки от подбородка, взглянул на комсорга:

— Ты, Жёра? Ну, что там, привал скоро?

— Скоро, товарищ лейтенант.

— Серьезно?

— Серьезно.

Исаев тут же опустил руку, поднял голову, взбодрился, крикнул своему взводу:

— Мальчики! Подтянись! Скоро привал!

Взвод ожил, заторопился, курсанты заговорили между собой.

Впереди первой роты шли капитан Коваленков и лейтенант Максимов.

— Узнал? — нетерпеливо крикнул Максимов.

— Так точно! — ответил Гурин, и по его веселому тону Максимов все понял, тут же обернулся к взводу и подал команду: — Подтянись! — и тихо, как бы по секрету, только передним: — Скоро привал!

— Кто сказал? — спросил у Гурина Коваленков.

— Майор Кирьянов.

Капитан вышел на обочину дороги, переждал один взвод, максимовский, второму сделал упрек:

— Ну, что вы растянулись! Ну-ка, подтянитесь! Скоро привал…

Последние слова подхватились, как эстафетная палочка, быстро передались от одного к другому и уже унеслись куда-то в самый конец колонны, уже и не слышно их, а только чувствуется, что они сделали свое, взбодрили людей, колонна закачалась живее, энергичнее. Гурин стоит рядом с капитаном, и его распирает радость, будто это он оживил колонну.