Конн догадался подарить изображение святой Екатерины королеве, «которая отдала приказ прикрепить картину к занавескам её кровати». Однако нунций напрасно пытался приобщить к католической вере её дете й. Генриетта Мария под его влиянием было пригласила принца Уэльского на мессу, но потом по просьбе своего мужа отказалась от этой затеи. В свой черёд, принцесса Мэри была рада получить в подарок чётки, но доставала их из кармана только тогда, когда была убеждена, что никто из протестантов её не видит. В свой черёд, Карл I сначала отказался от карточной игры в апартаментах нунция, но вдруг узнал, что там расплачиваются старинными медалями, распятиями и футлярами для реликвий.
-Если Ваше Величество что-либо выиграет, то может подарить это Мэри, - с улыбкой сказала Генриетта Мария, указав на их старшую дочь.
-Нет, нет, я отдам свой выиграш Джорджу, - Карл, в свой черёд, указал на Конна, - а он подарит мне всё остальное.
Отчаявшись, Конн решил обратить всё своё внимание на королеву. В его присутствии та заложила первый камень новой часовни «Рай славы» в Датском доме на площадке для игры в мяч. Кроме того, нунций побуждал её к непрестанным усилиям по улучшению участи английских католиков. Однако его настойчивость в строгом соблюдении ею постов вызвала гнев врача королевы. С другой стороны, действия Конна не нравились архиепископу Кентерберийскому, который убеждал Карла I применить жестокие законы против католиков. Но мольбы Генриетты Марии оказались эффективнее и королевские прокламации были составлены в самых мягких выражениях.
Едва Портленд сошёл в могилу, как королева начала проявлять интерес к политическим проблемам, которого раньше не проявляла.
-Сейчас ей было двадцать пять лет, - утверждает писательница Генриетта Хейнс, - и её ранний брак принес с собой раннее становление характера. Она переросла легкомыслие крайней молодости, и её острый и энергичный ум начинал чувствовать стимулы, связанные с делами, и откликаться на них.
Это событие совпало по времени с предпринятыми Ришельё попытками закончить ссору с Генриеттой Марией в надежде заручиться поддержкой Англии в предстоявшей войне Франции с Испанией. Своим инструментом в процессе восстановления отношений с английской королевой кардинал выбрал Уолтера Монтегю, который оказался на континенте после раскрытия заговора Шатонефа и пробыл в Париже достаточное время, чтобы быть принятым и обласканным Ришельё.
В феврале 1635 года Монтегю, принявший католичество, вернулся в Англию и сразу же постарался смягчить отношения между Генриеттой Марией и Ришельё. Немалую роль здесь сыграл и новый французский посол Анри де ля Ферте-Набер, маркиз де Сенетер, «идеальный дамский угодник». Королева, всегда бывшая очень восприимчивой к галантности и влиянию нравившихся ей людей, очень скоро обнаружила «расположение к Франции» и начала активно участвовать в политической деятельности. Однако при этом она не забывала о своём фаворите.
Как только Генриетта Мария достаточно подготовила почву для возвращения Джермина, она написала ему письмо, чтобы тот принёс королю извинение за своё поведение и попросил его о снисхождении. Генри так и сделал и Карл I, вопреки здравому смыслу, уступил. После двухлетнего изгнания фаворит королевы сел на корабль и отправился вверх по Темзе в Лондон.
Когда в 1635 году он вернулся ко двору, Эндимион Портер, его старый друг, входивший в свиту лорда Бристоля в Мадриде, познакомил его с человеком, оказавшим большое влияние на мирвоззрение Джермина. Звали его Уильям Давенант, и он был поэтом и драматургом. Сын владельца гостиницы в Оксфордшире, он любил хвастаться, когда напивался, что его настоящим отцом был Уильям Шекспир. Однако достоверно известно лишь, что великий драматург был его крёстным отцом. Энтони Адольф в своей книге так характеризует Давенанта:
-Подцепленный, как он с готовностью признался, во время «подвига в чужой постели» сифилис разъел ему переносицу, оставив нижнюю часть торчащей, как морда спаниеля. Однако за уродливой внешностью Давенанта скрывался исключительный интеллект, способный ценить и передавать идеи удивительной красоты. Этот дар вкупе с его острым языком привлёк внимание родственника и возможного наставника Джермина Фрэнсиса Бэкона, который привил Давенанту любовь к естественным наукам…Его также вдохновила идея Бэкона о том, что познав однажды мир, человек сможет им управлять.