Три лилии Бурбонов

Во Франции до смерти её мужа жизнь Генриетты Марии была продолжением того, что она вела в Голландии, а именно постоянной борьбы за то, чтобы собрать вместе людей и деньги — особенно последние — для помощи в деле короля Англии. Для этого она интриговала то с одним иностранным принцем, то с другим, с королём Дании, с принцем Оранским, с герцогом Лотарингским, поклонником мадам де Шеврёз, с самим папой римским.

Вернее, интриговал Джермин, тоже получивший тёплый приём в Париже. Прежние знакомые со времён его первого посольства были рады встретить старого друга в рослом англичанине, теперь занимавшем важное положение при их преследуемой принцессе. Его постоянное присутствие рядом с Генриеттой Марией, вызвавшее так много скандалов в Англии, здесь воспринимали без пожатия плеч или поднятия бровей. Он был фаворитом и на этом дело заканчивалось. Даже госпожа де Мотвиль, образец благопристойности, спокойно присвоила ему это звание. Она добавила в своих мемуарах, что, по её мнению, хотя он честен и очень добродушен, но человек непостоянный и королева не всегда следует его советам.

Действительно, пока его секретарь Абрахам Коули в поте лица шифровал письма Генриетты Марии к принцу Оранскому, герцогу Лотарингии и папе Иннокентию Х с просьбой о военной и фининсовой помощи, барон Джермин, в руках которого были все финансы королевы, имел хороший стол и раскатывал по Парижу в великолепном экипаже. Это вызывало ропот у менее ловких аристократов, последовавших во Францию вслед за королевой и едва сводивших концы с концами: Кэри, Дэнхемов, Крофтсов, Киллигрю и других. Они обвиняли фаворита королевы в том, что тот наживается на продаже драгоценностей своей госпожи и вообще хочет завладеть всем её имуществом. Хотя есть и другие свидетельства. Дело в том, что Джермин заранее (возможно, ещё во время своего первого изгнания) вложил деньги за границей и теперь мог не только сам жить в достатке, но и пополнять скудную казну Генриетты Марии. Кроме того, помимо обязанностей секретаря и казначея королевы, он, по сути, был её мажордомом и телохранителем. Хотя считалось, что двор «в изгнании» возглавлял Кенелм Дигби, освобождённый из лондонского Тауэра при посредничестве Анны Австрийской, в пользу которого фаворит Генриетты Марии отказался от кацлерского поста.

Одно из писем Карла I свидетельствуют о его полном доверии к любимцу его жены:

-Передай Джермину, что я расскажу ему о выдающейся услуге, которую… он мне оказал, как только Богу будет угодно дать мне возможность награждать честных людей.

После разгрома 22 июля 1644 года своей армии при Марстон-Муре граф Ньюкасл, который был скорее придворным, чем солдатом, отказался от военной карьеры и удалился в Голландию. Многие роялисты расценили его поступок как предательство, но Генриетта Мария, сочувствовавшая его жалобам на её племянника Руперта, отвечала на письма шотландца с неизменным дружелюбием, и когда тот прибыл в Париж, чтобы присоединиться к её маленькому двору, тепло приветствовала его.

Однако в это же время королева лишилась своего любимого карлика Хадсона. После бегства со своей госпожей во Францию «капитан конницы» уже не хотел выступать в роли домашнего шута и дал понять, что больше не потерпит шуток или оскорблений. В октябре 1644 года он вызвал брата Уильяма Крофтса, конюшего Генриетты Марии, на дуэль. Во время поединка Крофтс начал дурачиться, размахивая большой струей воды, тогда взбешённый Хадсон выстрелил ему прямо в лоб. Смерть Крофтса стала катастрофой для карлика. Дуэли во Франции были вне закона и Хадсона приговорили к смертной казни. Но Генриетта Мария вступилась за своего любимца и он был отправлен обратно в Англию. Хадсон оказался на корабле, захваченном берберийским пиратами, и пробыл в рабстве в Северной Африке двадцать пять лет. Неизвестно, как именно он сумел освободиться, но через несколько лет после возвращения в Англию карлик всё-таки оказался в тюрьме, когда начались преследования католиков. Спустя четыре года его освободили и он умер в 1682 году при неизвестных обстоятельствах.

Вскоре Генриетта Мария начала понимать, что собрать деньги в Париже ей удасться не быстрее, чем в Гааге, но, несмотря на то, что парижские и лондонские газеты, доходившие до Франции, писали о поражениях её мужа, королева и Джермин трудились неустанно. В свой черёд, Карл I тосковал по жене, о чём свидетельствует его письмо к ней от 11 января 1645 года:

-И, милое сердце, ты можешь быть уверена, что нет такой опасности, которую я бы не смог пережить, или такой боли, которую я бы не смог вынести, только бы наслаждаться твоим обществом.