Три лилии Бурбонов

В свой черёд, 4 августа Джордж Дигби оптимистично ответил Джермину: то, что королева стойко переносила свои невзгоды, «было предсказанием удачи», и выразил надежду, что она наверняка сможет заручиться поддержкой Франции, поскольку интерес этой страны заключается в том, чтобы уравновешивать обе стороны.

Хотя пенсия, которую Генриетта Мария получала, была достаточно велика, она посылала своему мужу больше денег, чем могла себе позволить. Потому беженцы-роялисты, группировавшиеся вокруг неё, могли рассчитывать только на сочувственные слова и пустяковые сувениры. Недовольство её двора росло и однажды королева должна была выйти из комнаты, чтобы прекратить шумный спор из-за денег между Перси с одной стороны и Джермином с капитаном Уотсом с другой, которые фактически обнажили шпаги в её приёмной. В течение нескольких месяцев после её приезда, по словам её племянницы, Великой мадемуазель, «её сопровождали, как и подобает королеве: множество фрейлин…, лакеи, кареты и охрана. Однако мало-помалу всё это исчезло, и вскоре ничто так не свидетельствовало о потере ею достоинства, как её жалкая свита».

– В её плачевном состоянии, – добавляет дочь Гастона, – самым большим удовольствием для неё был преувеличенный рассказ о своём прошлом процветании – о сладости жизни, которую она вела в Англии, о красоте и совершенстве этой страны, о развлечениях, которые она получала, и, прежде всего, о великолепных качествах её сына, принца Уэльского. Она выказала такое желание, чтобы я увидела его, что я догадалась о её намерениях, и то, что последует дальше, покажет, ошиблась ли я в своих заключениях.

Генриетта Мария действительно обдумывала преимущества брака между гордившейся своим богатством Великой мадемуазель и любимым старшим сыном с целью использовать её состояние в интересах роялистов. Однако та мечтала выйти замуж за овдовевшего Филиппа IV и стать королевой Испании. Между тем Генриетта Мария очень беспокоилась о принце Уэльском, который на протяжении вот уже семи месяцев был разлучен со своим отцом. Она попыталась в письме убедить мужа приказать принцу присоединиться к ней и одновременно отправила весточку леди Далкейст в Эксетер с просьбой привезти к ней младшую дочь. Однако судно, перевозившее её письма, было захвачено недалеко от Дартмута. Капитан, которому они были доверены, попытался было выбросить их за борт, но письма достали из воды и опубликовали по приказу парламента.

Ближе к концу 1645 года даже бесстрашная Генриетта Мария призналась своему брату, герцогу Орлеанскому:

– Положение моих дел в Аглии, как Вы знаете, настолько плачевно, что я не ожидаю ничего, кроме полного разорения, если Франция не поможет нам.

Она попросила брата использовать своё влияние на Анну Австрийскую и кардинала Мазарини, чтобы часть французских войск, возвращавшихся на зимние квартины из Испании, отправили в Англию. Тем не менее, Мазарини не захотел выделить для неё ни людей, ни денег.

Ей сообщили, что всё, что французское правительство могло для неё сделать, это разрешить ей собирать налоги в стране (а Генриетта Мария была настолько бедна, что считалось, что она не воспользуется разрешением) и обратиться к духовенству Франции от имени нужд короля Англии. Но вскоре королева воспрянула духом: Мазарини, несмотря на свои официальные отказы, тайно отправил ей значительную сумму денег, она также ожидала многого от крепнущей дружбы с Мишелем д’Эмери, заместителем казначея и одним из богатейших людей Франции. Однако вскоре тот убедил Мазарини уменьшить Генриетте Марии пенсию под тем предлогом, что большую часть денег она всё равно отсылает мужу. Д’Эмери немало попил крови и у Кристины, когда ещё при Ришельё был назначен послом в Турин и пытался сделать Савойю придатком Франции. Таким образом, этот офранцуженный итальянец сыграл роковую роль в судьбе обеих сестёр.

Генриетта Мария так и не смогла убедить Мазарини пойти на открытый разрыв с парламентской партией в Англии, силу которой он начинал ценить.

-Я не нашла способа привлечь Францию в Ваших интересах так решительно, как я ожидала, - с грустью написала она Карлу.

Поэтому в начале нового 1646 года она в отчаянии обратилась к плану, который до сих пор отвергала – о союзе с Шотландией. Таким образом, Карл I начал в Оксфорде роковые переговоры.

– Что касается шотландцев, - писал он жене, –я обещаю тебе приложить все возможные усилия и усердие, чтобы договориться с ними, потому что ценой будет отказ от Англиканской церкви, с которой я не расстанусь ни при каких условиях. Ибо, уверяю тебя, я практически не вижу разницы между созданием просвитерианского правительства и подчинением Римской церкви. Поэтому разбирайся в этом деле сама…