Три лилии Бурбонов

Генриетте Марии уже исполнилось сорок пять лет и её жизнь в изгнании превратилась в бесконечные ссоры. Ни её слёзы, ни протесты не действовали на её невестку Анну Австрийскую, которая заявила, что по государственным соображениям Франции необходимо установить дипломатические отношения с Кромвелем. В конце прошлого года провозгласив себя лордом-протектором Англии, Шотландии и Ирландии, он заключил выгодные договора с Голландией, Швецией, Португалией и Данией, и теперь Франция и Испания боролись за право последовать примеру этих стран.

– Причины такого положения ужасны, – жаловалась Генриетта Мария своей сестре, – и, признаюсь, я не понимаю их. Возможно, потому, что они настроены против меня… Ничто после смерти милорда короля не коснулось меня так близко… Это похоже на убийство его памяти.

Годы изгнания тянулись не слишком радостно. Мало-помалу вдова утратила влияние, которое имела на своего старшего сына, который стал не доверять Джермину, возможно, потому, что видел фаворита богатым и процветающим, в то время как другие его верные слуги были почти в нужде. В 1654 году Карл II приготовился перевести свой двор в Кёльн прежде, чем его прямо попросят об этом. Он хотел, чтобы его мать дала Хайду прощальную аудиенцию. Если она и его главный советник не могли жить в мире, то, по крайней мере, пусть расстанутся полюбовно. Генриетта Мария согласилась принять канцлера «наедине в своей собственной галерее». К несчастью, тот начал беседу с вопроса:

– Каким образом я мог оскорбить Ваше Величество?

После чего на его голову обрушился поток гневных слов:

– Я согласилась принять Вас только из-за просьбы короля и у Вас не было причин ожидать от меня радушного приёма, поскольку Вы не навещали меня в течение шести месцев, хотя и находились со мной под одной крышей!

Как только она сделала паузу, Хайд ответил, что не навещал её потому, что знал о неприязи вдовы к нему. Затем Генриетта Мария пустилась в свои вечные сетования по поводу того, что её сына подначивали не доверять ей и пренебрегать её советами. Вдобавок, канцлер, сам не желая того, стал причиной её разногласий со старшей дочерью, принцессой Оранской, решившей назначить его старшую дочь своей фрейлиной. Хайд, правда, умолял Мэри не делать этого, дабы лишний раз не раздражать королеву-мать. Тем не менее, принцесса Оранская заявила:

– Я – хозяйка в своём собственном доме!

Таким образом, список личных врагов вдовы был дополнен именем пышногрудой Анны Хайд. Что же касается оношений Генриетты Марии с единственным братом, то они тоже испортились после того, как Гастон стал главой Фронды. Правда, они несколкь раз пытались примириться, но настоящими друзьями им больше не суждено было стать.

Её сын Джеймс доблестно сражался за Францию и в течение двух дней после битвы при Аррасе она не знала, жив ли он или мёртв. Вести о его доблести и его визиты доставляли ей удовольствие, но правда заключалась в том, что они с Джеймсом лучше всего ладили на расстоянии. Принц был полон решимости, так же, как Карл и Мэри, идти собственным путём. Единственнымы членами её семьи, которые по-прежнему были привязаны к ней, оставались только её младшая дочь («маленькая кошечка») и герцогиня Савойская, с которой они не виделись более тридцати пяти лет. Свои частые письма Кристина сопровождала маленькими, но продуманными подарками. Например, перчатки из Турина пришли как раз к коронации Людовика ХIV, когда Генриетта Мария вместе с Джеймсом и младшей дочерью отправилась в Реймс.

В течение трёх сезонов подряд вдова посещала знаменитые воды, но теперь силы, казалось, оставили её. Она вернулась в Париж, чувствуя себя себя хуже, чем до отъезда. И всё же она отказывалась признавать себя больной. В дни больших праздников её карету можно было увидеть возле религиозных учреждений. Генриетта Мария взяла с собой маленькую дочь в День Святого Игнатия в гости к иезуитам на улицу Сент-Антуан. После вечерни королеве и принцессе показали сокровища дома и подали изысканное угощение, состоящее исключительно из фруктов. Генриетта Анна была от природы набожной и с удовольствием прислуживала монахиням за столом в Шайо. Отец Сигриен, который был её духовным наставником с двух лет, восхищался способностями и энтузиазмом принцессы. Леди Далкейт, ставшая леди Мортон после смерти своего свёкра, всегда присутствовала во время их занятий.

– Моя дорогая, – как-то обратилась к дочери Генриетта Мария, – если у тебя так много рвения, почему бы тебе не обратить свою гувернантку?

– Я пыталась, сколько могла, – ответила принцесса.

– Сколько раз это было?

– Мадам, я всякий раз обнимаю мою воспитательницу, целую её и говорю: «Госпожа Мортон, обратитесь в католичество! Вы должны стать католичкой, чтобы спастись. Отец Сигриен очень часто говорит мне об этом. Вы слышали его так же хорошо, как и я. Будьте католичкой, дорогая дама, и я буду горячо любить Вас».