Три лилии Бурбонов

– Не позволяйте им убеждать Вас ни силой, ни честными обещаниями, – дал наказ тот младшему брату, – на первое они не осмелятся, а что касается второго, то как только они совратят Вас, они добьются своего и тогда всё будет безразлично для Вас.

Спустя несколько дней 20 ноября в Париж прибыл специальный посланец короля Джеймс Батлер, маркиз Ормонд, отличавшийся своей физической силой, военными заслугами и достойным поведением. Однажды Генриетта Мария пожаловалась ему:

-Если бы мне доверяли, король (Карл II) бы уже был в Англии!

-Если бы Вашему Величеству не доверяли, король никогда бы не покидал Англии! – отрезал граф.

Поэтому вдова, зная его прямой характер, проявила меньше, чем обычно, решимости в столкновении с ним. Она лишь заявила:

– Я не считаю, что нарушила какое-либо обещание, данное королю, потому что не применяла насилие в отношение герцога.

Позиция, занятая Карлом II, вызвала негодование в Пале-Рояле. Джермин, в частности, воспринял упрёк короля отнюдь не безропотно.

-Если бы Ваше Величество даже использовали…приказы вместо угроз, то я не смог бы добиться большего, - заявил фаворит Генриетты Марии. - Если я никогда больше не увижу Ваше Величество и никогда не услышу о Вас – хотя лёгкость, с которой было принято это решение, могла бы дать мне некоторое утешение – ни один человек не мог бы быть более чувствителен к такому несчастью. Но было странно, что событие, которое так легко предвидеть, не было предотвращено теми, на кого возложили эту обязанность, в то время как этого ожидали от, возможно, единственного протестанта в мире, который имел вескую причину не вмешиваться в это дело.

Пожалуй, это единственное письмо, в котором Джермин прозрачно намекает на какие-то особые отношения, связывающие его с Генриеттой Марией.

В свой черёд, герцог Глостерский, возможно, под давлением матери, написал брату, что он слышал, будто бы тот прислал Джермину резкое письмо.

-Но если бы не он, Беркли и Крофтс, - уверял мальчик, - то лорд Ормонд нашёл бы меня в иезуитском колледже…

Прошла неделя, прежде чем Генриетта Мария собралась с духом для последней атаки, так как в её монастыре уже возносили благодарственные молитвы за обращение её ребёнка. После обеда 28 ноября она решилась снова поговорить с юным принцем. Быстро распознав признаки предстоящей бури, тот ухитрился, пока прислуга убирала остатки еды, отправить Гриффена за лордом Ормондом. Как он и опасался, мать выразила намерение поговорить с ним.

Едва они остались одни, как Генриетта Мария принялась страстно целовать его, приговаривая, что только её любовь к нему заставила её проявлять жестокость. С отчаянием осознав, что сын не поддаётся на её уговоры, вдова приказала ему ещё раз выслушать доводы аббата и тщательно обдумать их. Принц удалился в свою комнату, где вскоре появился Монтегю. Спустя час красноречивый аббат поинтересовался:

– Какой ответ я могу передать королеве?

– Никакого! – отрезал Генри.

Он выжидал, пока прибудет Ормонд. Монтегю, сбитый с толку удалился, пообещав перед этим, что придёт снова. Но через два часа он обнаружил принца уже в покоях вдовы и в обществе Ормонда. Без всякого колебания юноша заявил матери, что намерен оставаться верным сыном Англиканской церкви. Произошла ещё одна неприятная сцена, но, к счастью для всех присутствующих, она была короткой.

На следующее утро, в воскресенье, узнав, что мать едет в Шайо, Генри встал перед ней на колени и попросил у неё благословения. Но Генриетта Мария, отвернув лицо, прошла мимо. В этот момент к принцу приблизился Монтегю и ехидно поинтересовался, что сказала ему королева. Это была его ошибка, ибо юноша вперые решил дать волю свою чувствам:

– По твоему желанию я повторяю тебе то, что только что сказала мне моя мать: «Будь уверен, что я больше никогда не увижу твоего лица!»

После этих слов Генри демонстративно отправился на службу в англиканскую церковь, где его встретили с ликованием. Однако, вернувшись в резиденцию матери, он с огорчением обнаружил, что по приказу Генриетты Марии с его кровати сняли постельное бельё, его лошадей выгнали из конюшни, и обед для него тоже не был приготовлен. Когда десятилетний герцог Анжуйский, посланный Анной Австрийской вразумить кузена, добрался до его апартаментов, то нашёл их пустыми, причём никто не мог сказать ему, куда делся их хозяин. Впоследствии оказалось, что еду и постель Генри предоставил лорд Хаттон. Последний, пребывая в таком расстройстве, что не мог ни есть, ни спать, истерично написал королю:

-Если герцог Глостер погиб, погибнем и мы!

Правда, перед тем, как покинуть Пале-Рояль, принц предпринял попытку попрощаться со своей младшей сестрой, которую всё ещё любил. Результат был катастрофическим.

– О, мой погибший брат! О, горе мне! О, моя мать! – вскричала при виде него десятилетняя принцесса. – Ты погиб навсегда: что же мне делать?