Три лилии Бурбонов

Когда же в бывшей комнате Луизы было обнаружено письмо её брата Эдварда, ранее перешедшего в католичество и проживающего в Париже, Елизавета Богемская сардонически заметила:

-Я была уверена, что это сделали дьявол и мой сын!

Тем временем Эдвард стал готовить почву для переезда сестры во Францию. Принц встретил Луизу в Руане и привёз в Шайо, где по приказу Генриетты Марии ей выделили комнату. Все ожидали, что она примет постриг в монастыре, основанном её тётей, но дальновидная настоятельница, сестра Анжелика, противилась этому. Впрочем, у самой принцессы тоже не было призвания к монашеству. Она просто осознала, что в тридцать шесть лет уже вряд ли выйдет замуж, к тому же, ей надоела нищета. В конце концов, она перебралась к цистерианкам в Мобюиссон близ Понтуаза, которые позже сделали её настоятельницей. Здесь у неё было достаточно времени, чтобы отдаться своей страсти к живописи. Она выполнила овальную картину «Успение Богоматери» и подарила её своей доброй тётушке. Причём Генриетта Мария так высоко оценила труды новообращённой, что отвела этому произведению почётное место над камином в своей спальне в Коломбе по соседству с «Успением Пресвятой Богородицы» Тициана. Принцесса-художница же, вовсю наслаждавшаяся существованием богатой сельской аристократки и никогда не разговаривавшая со своими монахинями, кроме как для отдачи приказов, дожила до восьмидесяти восьми лет.

Это отнюдь не улучшило отношения Генриетты Марии с Елизаветой Богемской, которой и без того не нравилось то, что из-за невестки она потеряла своё положение «вдовы Европы». Тем не менее, в следующем году более ценимая ею дружба тоже оказалась под угрозой. После достижения Людовиком ХIV совершеннолетия при французском дворе стало гораздо веселее и, к великой её радости, в течение суровой зимы Генриетта Анна три раза была приглашена на празднества. Тётка, принцесса Оранская, взяла её с собой на банкет к канцлеру, где Мазарини неожиданно пригласил Минетту на званый ужин. Другими гостями там были король, Анна Австрийская, герцог Анжуйский и Анна Мария Луиза Орлеанская. Однако перед своим ужином кардинал отвёл Великую мадемуазель в сторону и спросил:

– Правда ли, что Вы, мадам, вышли из комнаты после банкета у канцлера раньше дочери короля Англии?

Крутившийся рядом герцог Анжуйский бросился на её защиту:

– А если она и сделала это, то разве не была права? Почему люди, которые принимают от нас свой хлеб, должны иметь преимущество перед нами? Если они недовольны таким обращением, пусть идут ещё куда-нибудь.

Об этой истории со слезами на глазах рассказала матери Генриетта Анна.

Тем не менее, Анна Австрийская отругала своего младшего сына за отсутствие у него рыцарских чувств, а Великая мадемуазель, которая не хотела пропустить праздник у Мазарини, поспешила объяснить ему, что, поскольку канцлер её родственник, то она и вела себя у него по-домашнему, без церемоний.

Праздник у Мазарини был действительно великолепный. Поскольку он припал на воскресенье Великого поста, на нём подали ошеломляющее количество рыбных блюд. После трапезы состоялись танцы, а вечером хозяин повёл членов королевской семьи наверх в галерею, где было выставлено «всё красивое родом из Китая».

– Эти сокровища оказались призами для лотереи, – с восторгом писала Анна Мария Луиза Орлеанская, – пустых билетов не было, поэтому каждый гость получил подарок. Одному удачливому лейтенанту королевской гвардии достался первый приз – бриллиант стоимостью четыре тысячи экю.

В масленичный понедельник Анна Австрийская давала бал-маскарад и Кристина Шведская, в последний раз посетившая Париж, прислала записку, что если ей не дадут преимущество перед королевой Англии, то она не придёт. Однако регентша снова проявила твёрдость:

– Королева Англии и так несчастна в этом мире, а это её единственная возможность раз в год вывезти свою дочь на бал.

Так что Кристине было предложено было или придти в маске, или вообще не появляться. Шведская королева явилась, одетая «по-богемски» и выглядела «невообразимо нелепо», устроив такое зрелище на балу, что присутствующим приходилось отворачиваться, чтобы скрыть улыбки. (Из-за того, что 10 сентября 1657 года, Кристина, заподозрив в измене своего обер-шталмейстера маркиза Мональдески, приказала убить его прямо в Оленьей галерее Фонтенбло, её попросили убраться из Франции).

Герцог Ангулемский переоделся светловолосой девушкой и его родственники нашли, что в этом наряде он поразительно походил на Великую мадемуазель. Вообще, у восемнадцатилетнего Филиппа были вьющиеся чёрные волосы и тёмно-голубые глаза. Если бы не узкий рот, он был бы очень красив. Кроме того, брат короля отличался чрезвычайным тщеславием. Мазарини, считая, что Мария Анна Луиза должна оказать на своего кузена влияние, как-то сказал ей: