Три лилии Бурбонов

– Королева и я в отаянии, видя, что он не заботится ни о чём, кроме нарядов, и одевается как девушка. Он не занимается физическими упражнениями и слишком изнежен, что совершенно не подабает молодому человеку в его возрасте. Мы с королевой страстно желаем, чтобы он попросил разрешения вступить в армию.

Вскоре Людовик ХIV со всем двором отправился к своим войскам в Мардик на север Франции и подхватил лихорадку. Пока король болел, герцог Анжуйский старался держаться возле юбки матери, «как ребёнок». Также он прогуливался с придворными дамами по морскому берегу и брызгал на них водой, и покупал в городских лавках ткани и ленты. Несмотря на соперничество с братом, Филипп испытал явное облегчение, когда тот, наконец, выздоровел. Залитое слезами лицо восемнадцатилетней Марии Манчини, ещё одной племянницы Мазарини, было первое, что увидел Людовик, придя в сознание. К этому времени Анна Австрийская уже озаботилась тем, чтобы выдать замуж её старшую сестру Олимпию, ту самую красавицу, с которой король хотел открыть бал вместо Генриетты Анны. А теперь он страстно влюбился в Марию Манчини, которая ни о чём другом, кроме брака с Людовиком, не думала. Однако кардинал, не забывший, как граждане Парижа однажды повесили его чучело на перекрёстке дорог, не хотел ничео слышать об этом. Поэтому для короля стали срочно подыскивать невесту.

Анна Австрийская долго уверяла золовку, что если её сын не сможет жениться на инфанте, ни одна невестка для неё не будет более желанной, чем очаровательная Минетта. Но Генриетте Анне не было ещё четырнадцати, и Мазарини обратил свой взор на другую кузину короля, Маргариту Виоланту Савойскую. Её мать Кристина была единственным членом семьи, с которым у Генриетты Марии никогда не было никаких разногласий. В течение нескольких месяцев дружба двух ещё оставшихся в живых дочерей Генриха IV висела на волоске. Если до того английская королева в письмах постоянно говорила о своей предстоящей поездке из Бурбонне в Шамбери, чтобы увидеться со своей «дорогой сестрой», то летом 1658 года она стала одним из немногих выдающихся людей во Франции, кто не отправился в Лион на встречу с регентшей Савойи и её дочерью. Приехав на воды необычно рано, Генриетта Мария благополучно вернулась назад прежде, чем её сестра покинула Турин.

В этом же году провалилось очередное восстание роялистов в Англии, а два младших сына Генриетты Марии едва не попали в плен к французам при Дюнкерке. Она написала Карлу, собиравшемуся встретиться с сестрой, принцессой Оранской, в Бреде:

– Я только хотела бы, чтобы мы были в состоянии встретиться вообще. Уверяю Вас, это моя ежедневная молитва…Я очень беспокоилась за Ваших братьев…Вы вполне можете представить, как сильно я страдаю. Я надеюсь, что великодушный Творец, наконец, положит конец нашим несчастьям и объединит нас, несмотря ни на что, и дарует мне достаточно жизни, чтобы самой увидеть этот счастливый день…

Все, кто сочувствовал мужественной и несчастной королеве Англии, поспешили поздравить её с новостью, которая достигла Парижа примерно за месяц до отъезда двора в Лион. 3 сентября 1658 года, через четыре дня после величайшей бури, обрушившейся на Англию за последние сто лет, дух лорда-протектора Кромвеля покинул его тело. Герцогиня Кристина сразу же выразила надежду, что это событие может сильно изменить положение семьи её сестры. Генриетта Мария сдержанно согласилась с ней:

– Наверняка в Англии теперь произойдут перемены и у меня есть дети, которые не упустят ни единого шанса.

Но госпоже де Мотвиль она призналась:

– По правде говоря, я думала, что Вы с радостью услышите о смерти этого негодяя; и всё же, то ли потому, что моё сердце настолько переполнено меланхолией, что я неспособна воспринять её, то ли потому, что я пока не вижу каких-либо преимуществ, которые мы могли бы получить от этого, я признаюсь Вам, что сама не испытала никакой большой радости и… могу засвидетельствовать это моим друзьям.

В Лондоне городской совет признал Ричарда Кромвеля, сына лорда-протектора, его преемником, и армия послушно последовала его примеру. Поэтому Карл сообщил матери:

– Пока мне нечего Вам предложить.

– Когда Вы захотите приказать мне сделать что-нибудь для Вас, – ответила неутомимая Генриетта Мария, – Вы найдёте меня настолько готовой, насколько то возможно.

Джермин, которого она отправила к своему сыну, вернувшись, дал тактичный ответ:

– Его Величество надеется, что Ваше Величество будет действовать любым способом, который сочтёт полезным, с величайшей осторожностью.

Королева-мать приняла эти слова всерьёз и заверила сына:

– Я не сделаю ничего такого, что могло бы каким-либо образом нанести Вам ущерб. Поверьте в это, умоляю Вас.

– Двор, – добавила она с плохо скрываемой горечью, – отправляется в большое путешествие, как Вы, наверно, знаете; но если нужно что-то сделать, это не помешает, потому что я всегда могу послать туда кого-нибудь.