Три лилии Бурбонов

В Лондоне Генриетта Мария жила, в основном, в двух дворцах – Гринвичском и Датском доме (Доме королевы). Когда она выезжала куда-либо, её карету сопровождали двадцать четыре офицера в чёрных бархатных кафтанах с золотыми эмблемами, а когда плыла по Темзе, на вёслах её баржи сидели двенадцать матросов. Её свита не уступала той, что была у неё в бытность королевой Англии. Граф Сент-Олбанс стал её лордом-канцлером, аббат Монтегю – главным раздатчиком милостыни, лорд Арундел Уордорский – командиром её охраны, а Джон Уинтер, прослуживший у неё четверть века, секретарём. Главными же придворными дамами были герцогиня Ричмонд, сестра герцога Бекингема, и графиня Ньюпорт, что же касается леди Карлайл, то она умерла спустя несколько месяцев после Реставрации. А однажды, когда в Лондонский порт прибыл корабль в грузом восточных редкостей, кто-то из придворных, вспомнив о пристрастии королевы-матери к собакам, обезьянам и карликам, подарил ей мальчика-китайца.

– Ты говоришь по-английски? – ласково поинтересовалась она у маленького раба.

А когда тот кивнул, передала его в руки отца Сигриена с приказом сделать из него хорошего католика. С большой радостью «она не только решила присутствовать на церемонии его крещения, но и не сочла умалением своего королевского достоинства выполнять обязанности его крёстной матери».

В Лондоне ходили слухи, что Генриетта Мария больше не вмешивается в политику и что Карл II был так этим доволен, что говорил:

– Ни у кого нет такой хорошей матери!

Молодые придворные короля, в свой черёд, называли её: «Мадам мама» и частенько заходили к ней засвидетельствовать своё почтение. Во время этих визитов она сидела в своём любимом «большом чёрном бархатном кресле» на фоне китайской ширмы. А её локоны, обрамлявшие маленькое пергаментное лицо, огромные глаза, шуршащее платье и даже веер, которым она обмахивались, были такого же чёрного цвета. Лишь единственная нитка жемчуга украшала шею королевы-матери.

Делясь с посетителями воспоминаниями о своей молодости, Генриетта Мария со вздохом добавляла:

– Если бы я знала нрав англичан несколько лет назад также хорошо, как знаю сейчас, то никогда не покинула бы этот дом.

А молодёжь, с почтительным видом выслушав её рассказы, затем со смехом распространяла старые слухи, что безутешная «вдова короля-мученика» была тайно замужем за своим толстым мажордомом.

В конце года Пипс записал в своём дневнике:

-Обычно говорят о её браке с милордом Сент-Олбансом; и что у них во Франции родилась дочь, насколько это правда, одному Богу известно.

О том же писал в своих мемуарах граф де Грамон. Тем не менее, молчание на эту тему таких врагов королевы-матери, как Хайд и Ормонд, не говоря уже о заядлых сплетниках, вроде лорда Хаттона и секретаря Николаса, можно считать косвенным свидетельством против данного утверждения.

Современники Генриетты Марии утверждали, что её дворец посещают чаще, чем двор её невестки, где «не было места смеху и веселью». Это стало модным: особенно много народа собиралось на концертах, которые устраивались в Датском доме. А люди, проплывавшие мимо по Темзе на лодках, просили гребцов «высушить вёсла», чтобы послушать хорошую музыку. Кроме того, вдова не только занималась ремонтом своего жилища, но и приказала пристроить к Датскому дому галерею с окнами во весь рост и разбить итальянский сад с мощёнными дорожками и аллеями, ведущими к реке. Внутренняя отделка комнат тоже оставалась её любимым делом. Большой зал и гардеробная в Датском доме с хорошо подобранной мебелью, картинами и полами, инкрустированными цветным паркетом, считались достопримечательностями Лондона. Восстановила Генриетта Мария и часовню Датского дома, украсив её великолепными церковными сосудами, которые ей подарила герцогиня д’Эгийон, племянница кардинала Ришельё. Теперь туда стекалось столько верующих, что королеве-матерью пришлось послать во Францию за новыми священниками. Тем не менее, свою работу по обращению она старалась делать незаметно.

Ходили слухи, что королева-мать влезла в долги. Однако один из современников отметил в своих мемуарах, что «она пользовалась хорошей репутацией за свою справедливость по отношению ко всем людям, еженедельно оплачивала все счета, и, кроме того, ежеквартально жертвовала большие суммы денег на благотворительные цели». Генриетта Мария не только широко занималась благотворительностью, но и частенько освобождала из тюрьмы бедняков, осуждённых за долги.

-Она желала, - продолжает неизвестный автор, - жить, не нанося оскорблений другим людям и поэтому была очень обеспокоена известием о том, что доктора Дюмулена, пребенда Кентерберийского, её духовника, видели верхом на лошади, размахивающим шпагой и бросающим шляпу у эшафота, где был обезглавлен покойный король…

Из-за этого необдуманного поступка Дюмулена Генриетта Мария вынуждена была сделать вместо него своим духовником Монтегю.

Она частенько навещала в Уайтхолле свою невестку Екатерину Браганскую.