Читаем Три лишних линии (СИ) полностью

      Лазарев поглаживал и похлопывал его руки, плечи, спину и не знал, что делать дальше. Если бы Кирилл не стоял в ванной и они с ним были бы одного роста, он бы его поцеловал. Вжался бы ртом в эти полуоткрытые, синеватые, только начинающие отогреваться и краснеть губы. Почему-то казалось, что они будут необыкновенно мягкими, но сильными, а когда надо — податливыми. Кирилл смотрел на него не моргая, и мокрые ресницы делали лицо открытым и беззащитным.


      — Может, тебе лучше горячую воду включить? — спросил Лазарев.


      — Сначала отойду подальше, — Кирилл, не вылезая из полотенца, отступил к дальнему от душа краю.


      Лазарев сначала пустил воду из крана, поставил нужную температуру, а потом только включил душ.


      — Если слишком горячо, крути от себя.


      Кирилл бросил ему полотенце и, заботливо задёрнув шторку, залез под душ.


      — Тепло-то как. Кайф…


      — Справишься один или остаться? — спросил Лазарев.


      — Как хочешь, — в равнодушно сказанной фразе слышалось приглашение остаться.


      Лазарев хотел остаться. Он быстро снял с себя одежду и перекинул ногу через бортик ванной.


      Кирилл чуть потеснился, давая и ему тоже место под душем. Лазарев обнял его, соединив руки за спиной, и посмотрел ещё раз в немного приподнятое навстречу ему лицо.


      — Красивое тело, — удовлетворенно заметил Кирилл, словно бы довольный тем, что Лазарев обещание сдержал: оказался мужиком, хоть и не юным-свежим, но в хорошей форме. — И загар.


      Теперь, когда они оказались прижаты друг к другу, кожа Кирилла казалась ещё бесцветнее рядом с ярким, тёплым загаром Лазарева, привезенным со Средиземноморья.


      Горячая вода била сбоку, стекая по щекам и плечам и заполняя тесное пространство между их телами влажным жаром.


      Лазарев опустил глаза, почувствовав, как его правого бедра касается вставший член Кирилла. Прикосновение было плотным, чуть пружинящим, откровенным. Лазарев — наверное, после этих бледных, как будто ненастоящих сосков — ожидал увидеть тоже ненастоящий, недоразвитый член. Член у Кирилла был большой и ровный. Лазарев дотронулся до него, прошёлся пальцами вниз, обхватил крепкие, туго обтянутые кожей безволосые яички. От прикосновения к мокрому, горячему, возбуждённому телу у Лазарева по спине прошлась лёгкая дрожь.


      Он, всё ещё смотря вниз, скорее увидел, чем почувствовал собственный стояк. Его член твердел и поднимался, и удары брызг по нему казались более острыми и сильными. И даже внутри, куда брызги не попадали, всё тоже кололо и горело. Одна из вещей, которые с самого начала стали бешено заводить Лазарева в мужиках, — хорошо видимое и осязаемое чужое возбуждение, понимание, что стоит на тебя.


      Он поднял голову. Кирилл смотрел на него, покусывая нижнюю губу.


      Лазарев прижал его к себе сильнее. Почему-то здесь, под струями душа, сделать это было легче. Вода растворяла границы, делала таким простым и естественным соприкосновение… Лазарев начал целовать Кирилла, его мокрые и послушные губы. Тот ответил жарко, с готовностью.


      Он иногда отрывался, а потом резко впивался в рот Лазарева, дразня и играя. Для него это было игрой. Очередным ничего не значащим трахом. Повёрнутый на сексе пацан. Симпатичная, но туповатая и дешёвая давалка. Жаль, что не настолько тупая, как Лазареву того хотелось. Тогда всё было бы проще, тогда он мог бы, наверное, обойтись без секса. У него стояло, но секса с Кириллом он боялся. Ему делалось страшно от того, что эти скользкие и мокрые прикосновения переворачивали в нём что-то и тянули, тянули, тянули в стороны концы грубого, наскоро завязанного узла, скрытого внутри, за плотными слоями кожи, мышц, сухожилий, рёбер. А детские пальцы Кирилла медленно, с раскованной и пошлой самоуверенностью гладили ему шею и распутывали петля за петлей этот горячий и мучительный узел.


      Лазарев шумно втянул в себя воздух и, следуя пальцами за струйкой текущей вдоль позвоночника воды, просунул их меж ягодиц Кирилла. Пальцы дрожали то ли от перенапряжения, то ли от насыщенного, пьяного желания… Узел распался. Лазарев почувствовал, как его отпускает. Кирилл — наконец-то — победил.


      Он снова вжался губами в блеснувший перед ним красным рот Кирилла и закрыл глаза. Легче было не видеть это лицо, которое только он, часто и долго всматривавшийся и в то, и другое, мог бы отличить от лица Ильи.


Глава 4

      Лазарев думал, что трахнет его прямо там, в ванной. Не сможет сдержаться. Не хватит сил дойти до дивана.


      Он снял с полки какой-то гель, наверное, оставшийся еще от Натальи, пахнущий горьким, как будто бы увядающим цитрусом, вылил на ладонь и провел рукой от одного плеча Кирилла к другому, полукругом обведя шею. Под тонким слоем пены его тело было гладким и доступным.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Антология современной французской драматургии. Том II
Антология современной французской драматургии. Том II

Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии. На русском языке публикуются впервые.Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и посольства Франции в России.Издание осуществлено при помощи проекта «Plan Traduire» ассоциации Кюльтюр Франс в рамках Года Франция — Россия 2010.

Валер Новарина , Дидье-Жорж Габили , Елена В. Головина , Жоэль Помра , Реми Вос де

Драматургия / Стихи и поэзия
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия