Теперь гауптман словно отключился от того, что происходило за столом. Он дал возможность своей психике отдохнуть от напряжения, в котором она пребывала весь вечер, и механически поднимал рюмку, закусывал, что-то говорил в лад общему разговору и находился как бы вне офицерской компании. До его сознания доходили слова «стремление человека к обладанию», «национальный инстинкт», «первый человек был вооруженным убийцей», «примат силы», слова Гоббса, приведенные Махтом по латыни — «Bellum omnium contua omnes. — Война всех против всех», «территориальный императив», «человек человеку волк»… Потом всплыли слова Зигмунда Фрейда: «Удастся ли и в-какой степени в ходе культурного развития справиться с помехами на пути совместного бытия, причины которых лежат во влечении человека к агрессии и к самоуничтожению. В этой связи именно настоящее время представляет, вероятно, особый интерес. Люди в овладении силами: природы зашли так далеко, что с их помощью им теперь легко истребить друг друга вплоть до последнего человека. Они это знают, отсюда в значительной степени Их теперешнее беспокойство, их несчастья, их страх».
— За здоровье непобедимого германского народа! — крикнул Генрих Махт.
«Ты плохо знал людей, потому и не верил в их нравственную стойкость, старый венский профессор», — подумал о Фрейде Вернер фон Шлиден и с готовностью поднял свою рюмку.
Ночью советская авиация бомбила Кенигсберг. Когда первые звенья тяжелых машин появились над городом, четверка немецких офицеров давно уже покинула «Блютгерихт» и весело опорожняла бутылки, захваченные предусмотрительным Вернером из ресторана. Им с успехом, свидетельствующим о немалом опыте, помогали в этом занятии три девицы из варьете, которых удалось подхватить офицерам в конце вечера.
Расположилась компания в просторном двухэтажном особняке, принадлежавшем отцу фон Герлаха. Родители Фридриха уехали в поместье, подальше от бомбежек, и дом в Амалиенау служил отличным и удобным местом для кутежей приятелей обер-лейтенанта.
Когда послышался гул моторов, девицы подняли было панику и пытались бежать в убежище. Но добрый глоток коньяку для каждой из них успокоил девиц, привел их в хорошее расположение чувств, а хозяин дома сказал:
— Русские не бросают здесь бомбы, они щадят мирное население.
Горькая усмешка тронула губы обер-лейтенанта.
Вскоре майор Баденхуб храпел на диване в гостиной, и это было кстати, так как девиц на всех офицеров не хватало. Мужчины вышли в соседнюю комнату и разыграли женщин между собой. Вернеру фон Шлидену досталась миловидная шатенка с длинными ресницами, грустными глазами и стройной фигурой. Это была второстепенная актриса из театра в Тильзите, перебравшегося недавно в Кенигсберг. Звали ее Ирмой.
Генрих Махт вскоре совсем захмелел и лез целоваться к фон Шлидену, повторяя, что Вернер замечательный и великолепный парень. Обер-лейтенант Фридрих фон Герлах исчез со своей подругой, а белокурая толстушка, доставшаяся Генриху Махту, дергала его за рукав и тянула к лестнице, ведущей в верхние комнаты.
Наконец Вернер остался один с Ирмой. Они прошли небольшой коридор и очутились в комнате с широкой кроватью. Гауптман снял мундир, повесил его на спинку стула и сел спиной к Ирме, молча стоявшей у постели.
В доме затихло. Вернер достал из кармана сигареты и сидел, не поворачиваясь.
Докурив сигарету, он смял ее, поднялся, развел в стороны руки, потягиваясь, и повернулся.
Ирма, одетая, сидела на краешке кровати и в упор смотрела на гауптмана.
— Я думал, ты уже спишь, — сказал Вернер.
Ирма промолчала.
— Будешь дежурить всю ночь, да? — спросил гауптман.
Она сощурилась.
— Купил за бутылку и сразу в постель? Манера белокурой бестии… Но ты ведь брюнет, мой дорогой!
— Ну зачем ты так? — сказал Вернер и шагнул к женщине.
— Не подходи! — зло выкрикнула Ирма.
— Глупая, — сказал Вернер фон Шлиден. — Плохо знаешь людей, дорогая фройлен. Я из тех, что не могут быть с женщиной, если она сама не хочет этого тоже.
Вернер фон Шлиден отвернулся и снял со спинки стула мундир.
— Спи, маленькая, спи спокойно. Пойду поищу другое пристанище для себя.
Гауптман открыл дверь и шагнул в коридор.
— Подожди, — громким шепотом остановила его Ирма.
Вернер вернулся, прикрыв дверь, и остановился перед Ирмой, продолжавшей сидеть на кровати.
— Оставь мне сигареты, — сказала она.
Гауптман протянул ей пачку, потом нашарил в кармане зажигалку и отдал ее тоже.
— Не уходи, — сказала вдруг Ирма.
Она привстала, схватила Вернера за рукав мундира и потащила к себе.
— Посиди со мной, — сказала она, — рядом…
Владелец бакалейного магазина на Оттокарштрассе Вольфганг Фишер обосновался в Кенигсберге около двадцати лет назад. Приехал он откуда-то из Силезии, имея небольшой капиталец, и сразу приобрел лавку разорившегося торговца в Понарте. Дела у Фишера шли хорошо. Он обладал особым чутьем на конъюнктуру. Клиенты Фишера оставались довольны умеренными ценами и высоким качеством его товара.