Три любви

К тому же добавились проблемы с мисс Хокинг. Теперь Люси не могла выбросить ее из головы и признавалась себе, что сильно встревожена. Однако впереди был уик-энд. Она наверняка что-нибудь придумает, приложит все усилия, для того чтобы вывести компаньонку из этого пугающего состояния!

Люси сошла с поезда в Ардфиллане и стала медленно, устало подниматься на холм. Неожиданно потеплело. День был тихим, наполненным неуловимой негой бабьего лета, еле слышным шуршанием опавших листьев, когда казалось, каждый листик мягко пружинит под ногой, – эти меланхоличные отдаленные звуки таяли, как забытое воспоминание.

На полпути к Гарсден-стрит какой-то мальчишка продавал местную еженедельную газету, и отчасти потому, что он смутно напомнил Люси сына – нелепая мысль, но такое было у нее настроение, – отчасти потому, что ее не покидала идея найти новое место службы, она купила листок с объявлениями и по дороге мельком заглянула в него. Вдруг она невольно остановилась, наткнувшись взглядом на короткий абзац, объявление об официальной помолвке его преподобия Адама Малкольма. Значит, все верно, в конце концов, это обычный, совершенно заурядный жизненный эпизод, из-за которого лопнула сверкающая иллюзия мисс Хокинг. Люси сложила газету и вошла в квартиру.

– Ну как? – сразу спросила она у миссис Диккенс.

– Она захотела встать с постели, – тоном самозащиты сообщила миссис Диккенс, – несмотря на ваши слова. Но все время просидела в гостиной за книгами.

– Понятно, – сказала Люси.

Ее лаконичный ответ смутил прислугу, видимо намеревавшуюся в деталях обсудить с ней проблему.

Убрав свои вещи, Люси направилась в гостиную. Она вошла, и мисс Хокинг нетерпеливо вскинула на нее глаза. Женщина сидела за бюро, которое было завалено книгами, кроме того, они лежали вокруг на полу.

– Разве не видите, что я занята? – тотчас же воскликнула она.

У нее был вид прилежной ученицы, немного рассеянной, но увлеченной. Разговаривая, она нетерпеливо взбивала волосы.

Люси бросила взгляд на книги. К счастью, они были не на иврите, чего она опасалась, – какие-то забытые труды по ботанике, взятые с верхних полок.

– Почему вы меня беспокоите? – снова возмутилась Пинки. – Разве не видите, что я пытаюсь познать самое себя?

– Мне казалось, вы обещали остаться в постели, – мягко проговорила Люси, проходя в комнату дальше.

– Не приближайтесь! – моментально вскрикнула Пинки. – Леди всегда держит определенную дистанцию. И пока еще не выяснилось, кто я. Для всего происходящего есть причина. Я ищу ее здесь.

Люси помедлила, устремив взгляд на это гладкое лихорадочно-отрешенное лицо.

– Не хотите пообедать? – медленно спросила она.

– Нет, не хочу, – с необычной убежденностью ответила Пинки. – Мне надо подумать о более важных вещах. Если я не выясню этого к завтрашнему посещению церкви, придется пойти на компромисс. И никаких обязательств! Мне придется надеть килт. Да, я не шучу. По крайней мере, он может пригодиться.

– Понятно, – сказала Люси.

Повернувшись, она медленно вышла из комнаты и плотно притворила за собой дверь. Наконец все стало ясно с убийственной отчетливостью. Люси поняла, что имеет дело с совершенно безумной женщиной, и сильно встревожилась. Что делать? За обедом, не чувствуя вкуса еды, она в задумчивости размышляла, какой шаг предпринять. Мучительно и непостижимо было думать, что Пинки, которая много лет лелеяла свою глупую иллюзию, как ребенок игрушку, утратила ее – и вместе с ней все, что было разумного в ее жизни.

Как ни странно, именно эта любовная фантазия удерживала рассудок Пинки на грани помешательства, но когда ее воздушный замок стал рушиться, она пыталась подпереть его другими иллюзиями, которые уводили ее далеко за пределы здравого смысла. Теперь она, спотыкаясь, бродила, как большое заблудившееся животное, по лабиринту сексуальных желаний.

Пообедав, Люси отодвинула стул и резко встала из-за стола. Чем больше она думала об этом, тем больше раздражалась. Она стала смотреть в окно. И снова ее настроение неожиданно изменилось, и она с горячностью подумала: «Пинки должна… да, должна вернуться к нормальной жизни. Это расстройство ненадолго, душевное равновесие восстановится. В свое время я выведу ее из этого состояния». Люси уговаривала себя, что справится, стоит только захотеть. Более того, обращение за помощью казалось ей равносильно предательству – ведь о болезни компаньонки узнают посторонние люди. С неожиданной решимостью она сказала себе, что еще подождет. Да, подождет, по крайней мере до вечера. Днем она оставит Пинки одну – уединение и покой могут упростить решение этой головоломки.