– Да, мне это тоже покоя не дает. И то, как они напали на нас, когда я провожал тебя домой. – Он захлопнул ноутбук. – Они явно выжидали момент, когда я буду один – то есть без Кая и Эзры. Но как догадались подкараулить меня именно в ту ночь? Я ведь до этого никогда не провожал тебя, откуда им было знать?
– Похоже, нас там поджидали. – Я подняла голову. – Двое шли за нами, а еще четверо засели в засаде впереди.
– Очень странно. Ума не приложу, как они могли предвидеть, где мы появимся. – Он потер щетинистый подбородок. – В первый раз они дождались, когда я останусь один, но потом-то криомаг вломился к нам в дом… и притом в одиночку? Непонятно.
– Может, они рассчитывали, что ты и там будешь один? Должны же они были понимать, что против троих магов у них шансов нет?
– Но Кай с Эзрой там живут. С чего бы ему думать… – Аарон нахмурился. – Вот сейчас ты сказала, и я вспомнил – Кай с Эзрой перед этим говорили о ночной разведке в воскресенье в парке Стэнли. Там видели оборотня, и они даже с местными ведьмами в субботу уже договорились. Но потом на тебя напали, и они отказались от этой идеи.
Мы уставились друг на друга.
– То есть, – медленно проговорила я, – если бы колдун не напал на меня, и Кай не привез меня к вам, и они с Эзрой не решили бы остаться на ночь дома, то Ледяной застал бы тебя там одного.
Аарон кивнул, несколько утратив свою обычную самоуверенность.
– Он вошел под чарами незаметности. Пожалуй, один только Эзра и способен был его услышать. – Он сжал губы. – Да и Эзра мог бы проспать, если бы ты его не разбудила.
Мои нервы натянулись как канаты при мысли о том, что могло бы случиться, если бы не череда счастливых совпадений.
– Но чары незаметности – это же колдовство?
– Купить артефакты у колдуна может кто угодно. И алхимические зелья тоже. Шарпи, мой меч, в сущности, тоже артефакт. – Аарон побарабанил пальцами по ноутбуку. – Вот черт. Хорошо бы Кай поймал этого криомага. Хочу выяснить, откуда они столько всего о нас знают.
– Да уж, – согласилась я. – Иначе я со всеми этими волнениями язву себе наживу.
Озабоченное выражение лица Аарона сменилось улыбкой.
– Не волнуйся, Тори. Мы тебя защитим.
Я почувствовала щекотку в животе. Вот черт. Я не хотела, чтобы меня защищали. Не хотела, чтобы по моим следам рыскали убийцы. Но от рыцарских клятв Аарона у меня кружилась голова.
– Рыцарь Мечей… – пробормотала я.
– Что?
– Ничего.
Аарон подпер подбородок рукой:
– А, ты про Таро, да? Разобралась в этом прорицании?
– Да в чем там разбираться? Все очень расплывчато и может означать что угодно.
– Ты думала о том, чего боишься?
– Не знаю, – протянула я. – Может, лежать мертвой в одном белье, когда меня прирежет кинжалом колдун?
– В одном белье? – с любопытством переспросил Аарон.
– Я же была в примерочной. Вполне могла бы стоять там в одних трусах, когда он ворвался.
Аарон усмехнулся, словно воображаемая картинка доставила ему удовольствие.
– Такие страхи Таро не улавливает. Кай же сказал – это должно быть что-то такое, что уже давно тебя беспокоит.
– Тогда я вообще не представляю, что это предсказание может значить.
Взявшись за подбородок, Аарон наклонил голову набок, и его голубые глаза встретились с моими.
– А по-моему, ты знаешь.
В животе у меня снова екнуло, но уже по-другому – неприятно. В голове промелькнули слова Сабрины о том, что мое прошлое мешает мне видеть ясно.
– Почему ты так говоришь?
Он выжидающе молчал.
У меня сами собой сжались кулаки, и я отвернулась. Да, я знала, какой страх уловили карты Таро, но не собиралась никому об этом рассказывать, а Аарону тем более. Он посмеется надо мной, и я его возненавижу. А мне этого совсем не хотелось.
– Тори… – негромко начал он.
Я стиснула кулаки еще крепче. Через силу взглянула ему в глаза и поняла: что бы я ни сказала, он не станет насмехаться. Может быть… может быть, если я расскажу ему кое-что, предсказание не будет так назойливо сверлить мне мозг.
– Мой отец – последняя сволочь, – проговорила я легким, небрежным тоном. – Когда мне было семь лет, мама решила, что с нее хватит, и ушла. У меня не осталось никого, кроме брата. А потом, когда Джастину исполнилось пятнадцать, он убежал из дома. Мне тогда было десять. И я осталась одна с отцом…
Я взяла тряпку, которой протирала стойку, и скрутила ее жгутом, забыв, что хотела изобразить безразличие.
– Потом мне пришлось жить у родственников. А когда мне было шестнадцать, Джастин вернулся и забрал меня. Я разорвала все связи с родственниками и начала сама строить свою жизнь.
Аарон выдернул тряпку из моих пальцев, на которых уже побелели костяшки. Собравшись с силами, я заставила себя улыбнуться. Наверное, улыбка вышла неубедительной, но я хотя бы попыталась.
– Все стало хорошо. Я была счастлива. Но потом Джастин подал заявление в полицейскую академию – здесь, в этом городе, и его приняли, и… – Я закашлялась, стараясь скрыть дрожь в голосе, пока она еще не стала слишком заметной. Почему об этом так тяжело говорить? Правда, до сих пор я никому не говорила, но все равно странно, что так тяжело.