Три майские битвы на золотом поле

Эта война стала переломной в тактике артиллерийского боя. Инициатором нововведений выступил все тот же неугомонный Роберт Блэйк, «злой дух Семи Провинций». Он указал британскому Адмиралтейству, что все нидерландские корабли страдают одной важной болячкой: их строили побыстрее и подешевле, плюс никто не занимался такой ерундой, как тщательные расчеты, в результате корпуса были довольно хрупкими. Новая тактика заключалась в следующем: стрелять теперь надо было прямо по кораблю противника, с целью не обезвредить, но просто потопить его.

Потопить! Корабль! Который столько денег стоит! Голландцы не верили своим глазам и отказывались воевать по новому. Что и стоило им многого: маятник качнулся и теперь уже англичане, разгромив и утопив (ай, сколько денег, сколько денег на дно ушло!) блокадный нидерландский флот, сами блокировали побережье Республики Семи Соединенных Провинций.

Блокировали. «Э-э, постойте-ка! — удивились нидерландские купцы. — Как это блокировали?! А наши товары?! А наши торговые поставки?! Ах они та-а-ак!» Впервые за все время войны экономика действительно поднапряглась для военных задач: до того воевали «чем есть», чего людей от прибылей отвлекать. В считанные недели верфи Заандама, Амстердама, Хорна, Гааги выставили новый военный флот. Этот флот страдал теми же недостатками, что и старый, зато его было в два с половиной раза больше.

Этого хватило. В паре ожесточеннейших битв новые «блокировщики» были разгромлены, причем теперь и голландцы применили тактику врага: корабли топили выстрелами в корпус. Не помогало и первое примитивное еще «бронирование» англичан, то есть попросту увеличение толщины стенок. До броневых поясов и прочих секретов дойдут, но уже потом.

Противники стояли друг против друга, размазывая по щекам кровь из разбитых носов и не зная, что делать дальше.

Дальше надо было договариваться о мире, понятно. И мир был подписан в Вестминстерском аббатстве в тысяча шестьсот пятьдесят четвертом году. Мир этот был весьма странный для того, да и для нашего времени. Обе стороны… приносили друг другу извинения и заклинания в вечной дружбе. И более ничего! Ни тебе дележа Африки в придачу, ни единой монетки контрибуции, ни единого упоминания о делах торговых (а из-за чего все завертелось-то!), ни даже ни к чему не обязывающих официальных символов — ну, там, вроде права захода кораблей в порты.

Мир был странный, и, как всякий странный мир, он лишь казался таковым читающим только официальную хронику. В те времена уже были, конечно, известны такие вещи, как тайные дополнения и протоколы к официальным, громким и пустым договорам. Такой протокол, называемый «Договор об исключении», был подписан и тут. Но за триста лет все тайное становится явным и «Договор об исключении» тут тоже не исключение. Так что мы можем прочитать, о чем же могли договориться люди после двух лет войны и что надо было так тщательно прятать даже от собственных сограждан.

Чего же исключали стороны? Всемогущий диктатор Кромвель, до глубины души ненавидящий Оранский дом за попытку еще Фредерика-Генриха восстановить на троне Карла I, настоял на удивительном соглашении: в договоре был только один пункт.

О чем?

Вильгельм III, принц Оранский, сын «Нидерландского Льва», как именовали Вильгельма II, и внук «Болотного Дракона», никогда, ни при каких условиях не должен был даже приблизиться к трону! Исключено! Даже пост штатгальтера был запрещен для него!

«Республиканская партия», все еще правившая бал в Семи Провинциях (прошу прощения, в Шести, Фрисландия не в счет!), с радостью согласилась на такое необычное требование, не спросив вообще ничего взамен. Тайный договор, состоящий из единственного пункта, был подписан и скрыт от посторонних глаз. Йохан де Вит, первое лицо в Республике, знал, что такого ему не простят даже его соратники в Генеральных Штатах. Но страх перед короной был сильнее.

А основной мирный договор… Ну что, все понимали, что это не мир. Это перемирие. И оно взорвалось десять лет спустя Второй Англо-Голландской войной. «Этим зазнавшимся надо показать!» — такой лозунг могли бы написать на боевых знаменах обе стороны. И показательные выступления состоялись.

А последняя майская ночь, туманная и сырая у белых дуврских скал, сменилась таким же туманным утром. Корабли нидерландского флота все также стояли на якорях — куда плыть-то, если не видно ничего. Главнокомандующий самого большого флота в истории страны, не верил, что англичане решатся сегодня на бой. Море было неспокойным, по нему гуляли холодные волны. В такой обстановке нельзя было даже открыть порты нижней пушечной палубы без риска зачерпнуть пару тонн забортной водички. Остальные же матросы, офицеры и адмиралы своему командующему верили. Еще бы, нынче на адмиральском мостике главной эскадры флота стоял сам Михаель де Райтер, самый прославленный, самый интересный, и, это было для его подчиненных наиболее важно — самый удачливый из множества героев-адмиралов нидерландского флота.