Три месяца, две недели и один день

До того сохраняя непроницаемое молчание, я перебиваю её на полуслове. Ззначительная часть меня… Она довольно сердитая и наполненная агрессией из-за того, что в моём доме без моего на то разрешения находится моя бывшая тёща, но где-то за вызванной этим фактом резкостью прячется не иначе как забота. Желание узнать, как они там вдвоём, что вообще привело Оливию к этому спонтанному в моём понимании решению, и становятся ли их отношения менее натянутыми и тревожными. Или же общение с Мэриан лишь делает ситуацию и самочувствие только ещё более нездоровыми и потенциально травматичными внутри. Я только не могу спросить, открыто показать собственную душу и запретить что бы то ни было, когда у меня и так никогда не было особенных прав указывать, а сейчас они отсутствуют и подавно, и когда Оливия даже не хочет понимать, что больше никогда не будет одна. Что у неё уже есть мой ребёнок, наш сын, и с ним она просто не должна ощущать одиночества.

— Почему ты так говоришь? Почему переменился?

— Потому что это нынешний я, — сжав телефон до боли в пальцах и до треска костей, произношу я, вмиг лишаясь остатков внутреннего равновесия, что превращает мой голос в что-то несогласованное, громкое и опасное. — И ему не нужны ни твои звонки, ни чтобы ты присылала отца, ни запоздалое беспокойство, — для переживаний что обо мне, что о моих спортивных достижениях или наоборот об их отсутствии правильное время уже ушло. Может, вот сейчас Лив потому и молчит в ответ, что ей нечего сказать и возразить. В том или ином виде мы всё это уже проходили, те же разговоры и настроения, и мгновения, когда ни у неё, ни у меня просто не находилось слов. Признаться честно, жутко уставший, я хочу лишь повесить трубку, оставить всё это в покое и переместиться во времени на месяц-полтора вперёд, чтобы только узнать, что у меня вот-вот родится ребёнок. Я уже так близок к прикосновению к клавише отбоя, когда в моём ухе звучащий на некотором отдалении шорох сменяется тихим, но противостоящим мне голосом:

— Нет, ты не такой. Я видела и вижу тебя настоящего, и настоящий ты… Сейчас он просто очень расстроен, и я хочу лишь…

— Думаешь, скажешь мне, что спорт — это ещё не вся моя жизнь, и эти дни тут же забудутся, будто их и не было?

— Раньше всегда забывались. Ты знал и никогда не терял из виду, что в мире есть нечто более важное, чем работа. Что это в значительной степени лишь заработок… — я киваю незримо для неё и в такт собственным абсолютно идентичным мыслям, но то давнее положение вещей уже прилично устарело, и ненавидеть это так легко. То, что мы оба помним, как всё было, и ощущаем эту огромную разницу по сравнению с тем, что есть сейчас, и никогда не желаем изменить хоть что-то, что ещё возможно отстроить заново, единовременно друг с другом. Вот что я презираю в нас и в себе. То, что при всей моей несомненной любви к баскетболу по сути своей исключительно материальная составляющая медленно, но верно, кажется, начинает мне если и не заменять, то уж точно заслонять собой людей и ощущения.

— Я больше не хочу говорить. У меня был тяжёлый день, — сегодня, сейчас я отдал Лив и этому короткому и непродолжительному разговору всё, что только мог, и внутри у меня нет больше ничего. Звенящая пустота не в счёт. И всё равно по какой-то причине ответная пассивность где-то в душе или в голодном желудке зарождает лишь печаль и удушье.

— Тогда отдыхай. Мы покинем твой дом утром. И благополучно вам добраться, — и прежде, чем я прихожу к мысли, что, несмотря на всю ситуацию, мне, может, не стоит быть таким невыносимым и мерзким, на линии уже возникают неприятно звучащие и бередящие до спазмов в животе гудки. Перезвонить же я не решаюсь. И, надо сказать, в последнее время это далеко не первая вещь, относительно которой мне кажется крайне неуютным и даже неправильно-невозможным совершать поступки, способные стать окончательными и бесповоротными.

***

— А если эта? Как она тебе?

— Слишком белая, — нахмурившись посреди прохода, я ощущаю на себе изучающий взгляд Лилиан. Он слишком пристальный для того, чтобы мне удалось его визуально проигнорировать, даже если бы она не была моей сестрой. Я стараюсь не думать о нём сильно много и направляюсь дальше по отделу для новорождённых.

Мы встретились здесь около получаса назад сразу же после того, как, благополучно приземлившись в аэропорту, я сел за руль машины, оставленной на парковке, и приехал в огромный гипермаркет вещей и мебели для дома. Но с тех пор мы совершенно не продвинулись в достижении поставленной цели, и я уже начинаю сомневаться во всей этой затее. Нет, мне, конечно, нужна кроватка, да и не только она, а масса других вещей помимо неё. Просто я не знаю, чего именно хочу, и провожу рукой по следующему деревянному экземпляру чисто из любопытства, чем под воздействием некоторой зарождающейся симпатии. Лилиан не удаётся замаскировать свой опечаленный вздох под свойственные дыханию обычные звуки. Как только я оборачиваюсь, она, смотря на меня, выглядит почти виноватой и будто скорбящей, словно у нас с ней кто-то умер.