Три месяца, две недели и один день

— Это не значит, что я вас не люблю. Я ведь приехал и никого не бросаю, мам. Не думаешь же ты, что, когда у Лилиан появится собственная семья, а следом и дети, она всё равно будет встречать каждый Новый год с вами? Нет, им с Тимоти будет проще оставаться у себя дома. Ты раздуваешь из мухи слона.

— Дерек.

— Сын, — одновременно говорят мне Лилиан и входящий на кухню отец, словно бы пытаясь меня урезонить. При всем моём желании раз и навсегда прояснить собственную позицию, но при этом показать, что я всё равно остаюсь их сыном, на которого они по-прежнему могут рассчитывать, некоторое укоряющее и пристыжающее осуждение на лицах сестры и папы заставляет меня заткнуться и сбавить обороты.

— Не нужно, Бенджамин. Я больше не хочу этих выматывающих сражений. Достаточно, — вытирая руки и после оставляя полотенце в покое сложенным на стол около газовой плиты, мама подходит к островку, разделяющему нас. Но он совершенно перестаёт иметь значение, когда она касается моей правой руки. — Ты прав, родной. Я ничего не могу от тебя требовать, к чему-то принуждать и на чём-то настаивать. Ты взрослый мужчина. Если всё выглядит так, будто я считаю, что ты непременно обязан спрашивать у меня разрешение на что бы то ни было, то знай, что мне очень жаль. Тебе не нужно моё одобрение, и ты не должен оставаться, когда это противоречит всему тому, что ты запланировал и чего желаешь. Да, мне будет грустно без тебя этой ночью, и рано или поздно твоя сестра тоже перестанет отмечать праздники с нами день в день, но и то, и другое нормально. Я понимаю это и хочу, чтобы вы знали… — теперь мою ладонь сжимают, а не просто касаются её, но это нисколько не больно, а скорее тепло, мягко и по-матерински внимательно. Я настолько боюсь спугнуть ход мыслей и рождаемые слова, что даже едва дышу и уж тем более не способен на то, чтобы хоть что-то вставить между фразами. — Когда бы вы не захотели приехать, мы с вашим отцом всегда будем вам рады. Это по-прежнему ваш дом. Он не перестал быть таким лишь из-за того, что вы двое больше не живёте здесь постоянно. Пока мы живы, он всегда будет принадлежать вам обоим. Это то, что никогда не изменится, и это касается и тех, с кем вы будете приезжать, — мама смотрит на меня со всей ответственностью за всё только что сказанное. Вес этого ощутим и серьёзен, и я думаю, что верю ей. Но от мысли, сколько всего она, вероятно, сделала со своей скрытой от посторонних глаз сущностью, чтобы произнести то, что, возможно, ей вовсе не хотелось говорить, мне становится не по себе. В том смысле, что слова — это ещё не действия, и даже если однажды Лив снова войдёт в этот дом, смогу ли я быть уверен в относительном принятии её, в каком бы качестве она здесь не оказалась? — В конце концов, не мне и не вашему отцу жить и быть с этими людьми, а вам. Мы же свой выбор сделали давным-давно. Теперь пришёл ваш черёд. Я же хочу сосредоточиться лишь на одной вещи. На своём внуке. Если для этого мне придётся с чем-то мириться, то так тому и быть.

— Мам.

— У нас с твоим отцом кое-что для тебя есть, Дерек. Мы сейчас вернёмся.

— Ну, на мой взгляд, это ещё не всё, — замечает Лилиан, когда мы с ней остаёмся наедине. Я смотрю на неё наверняка странно и мрачно, спрашивая себя, неужели она тоже думает, что с мамой будто что-то не то:

— О чём ты говоришь?

— О тебе, разумеется, — на моих глазах кто-то словно щёлкает выключателем, и моя сестра, моя красивая и любящая сестра, в основном всегда позитивная и излучающая розовый оптимизм, становится почти что грустной и терзающейся. — Давай, рассказывай, что ты сделал.

— Я ничего не делал.

— Ну да, конечно, — говорит Лилиан, и я явно слышу сарказм, скрывающийся за этими словами. — Вы, мужчины, никогда ничего не делаете, но всё-таки что-то да делаете, просто не замечаете этого или считаете это ерундой, но для нас всё вполне может быть иначе.

— Ладно, скорее всего, я что-то да сделал, — скривившись от воспоминания и понимания того, что сестра, возможно, права, отвечаю я. — То, что я назвал мать своего ребёнка ревнивицей, считается?

— А ты случайно не создавал повод, чтобы она это чувствовала?

— Конечно, нет, — это предположение почти оскорбительно для меня. Мой голос чуть ли не возмущённый тем, что моя же собственная сестра так или иначе думает обо мне, считая, что я играю с беременной женщиной и испытываю некое извращённое удовольствие, выводя её из состояния равновесия на последнем месяце? — Виктория заехала ко мне буквально на пять минут по важному делу, а Лив повела себя совершенно нехарактерно для неё. Но я же с ней, и вообще это просто смешно. Для меня не существует других женщин.