Три месяца, две недели и один день

— Я не хочу, чтобы ты это принимал. Я ничего не хочу. Только спать.

— Тогда постарайся уснуть, — в действительности я хочу давить и давить, чтобы мы закончили и разобрались со всем, пока всё не стало совсем уж невыносимым. Но я достаточно её знаю и знаю, что если она что-то сказала, то это, как правило, нечто окончательное, а не то, что можно взять и пересмотреть. Время начинает тянуться, и оно растягивается в пространстве. Лив кажется расслабившейся, впервые за долгое время лёжа на спине с закрытыми глазами, но иногда веки на них подрагивают, так что я сомневаюсь, что она спит, но всё равно не пытаюсь… Ничего не пытаюсь. Лишь опускаю голову на край постели и, наверное, в какой-то момент проваливаюсь в сон, приходя в себя от ощущения того, что надо мной словно кто-то стоит.

— Мистер Картер. Мистер Картер, сэр.

Проведя руками по волосам, я поворачиваю голову в сторону голоса и весь замираю, словно съёживаюсь до размера крохотной точки, когда вижу Александра внутри мобильной кроватки на колёсиках. Александра без трубок и проводов, вполне визуально жизнеспособного и благополучного, завёрнутого в белую ткань с разноцветными полосками, которая слегка двигается от его небольших движений под ней. Его глазки закрыты, на голове голубая шапочка, и мои ладони, кажется, мгновенно покрываются странным и ощутимым потом. Нервозность внутри меня характеризуют тяжесть в животе и ком в горле.

— Вы всё ещё здесь? Я думал, вы уже уехали домой, — время двенадцатый час вечера, и сегодняшний тяжёлый день… Он такой не только для нас с Лив.

— Я была нужна тут, но скоро поеду.

— Неужели уже можно? — я едва ли верю в это. В то, что он здесь так скоро. В такую сравнительно раннюю возможность увидеть своего мальчика вне инкубатора и вдали от аппаратов, неустанно следящих за его состоянием и анализирующих всевозможные показатели.

— Да, теперь он может быть постоянно с вами. Но если вы не готовы сейчас, то я отвезу его в детскую комнату.

— Нет. Нет, — я почти вскакиваю, испуганный этой мыслью, что моего малыша заберут, только он оказался так близко от меня, и понимающий необходимость не дать этому произойти. — Я его возьму.

— Вы уверены? Вы кажетесь…

— Я в порядке, — пусть я устал, пусть она только что собственными глазами видела меня дремлющим в крайне неудобном положении и в совершенно неподходящем для этого месте, я не собираюсь сидеть и смотреть, как моего ребёнка уносят. Я вполне в состоянии о нём заботиться.

— Вас всегда будет проверять кто-то из медсестёр и приносить вам бутылочки согласно составленному мною графику кормления. Вы также можете обратиться к девушкам и сами, если возникнут вопросы, или понадобится помощь. Я пробуду в своём кабинете ещё около часа, — после всех слов врач выходит в коридор давно опустевшей по сравнению со своим дневным состоянием больницы. В палате, кажется, становится лишь тише, чем было, будто я перестал элементарно дышать, и здесь остаёмся только мы втроём. Алекс, я и Лив. Он уже совсем не красный, что отличало его самую малость. Кожа выглядит естественно розовой и такой, какой и должна быть, хотя, смотря на неё раньше, я и думал, что с ней, возможно, что-то не то. И он просто наш. Желание, чтобы Лив наконец увидела его, резко становится совсем непреодолимым, и я прикасаюсь к её левой руке, находящейся ко мне ближе всего, без единой мысли в голове, почему этого не стоит делать.

— Детка, милая, — Лив переворачивается на бок лицом ко мне, потревоженная, но всё ещё однозначно спящая. Её правая ладонь наверняка в неосознанном движении мягко прикасается ко мне в ответ, словно обжигая теплом кожу около моего правого локтя даже через ткань рубашки. Я чувствую что-то сродни экстазу прежде, чем всё меняется буквально за одно мгновение, стоит ей только вздрогнуть будто из-за кошмара и открыть глаза, неожиданно скоро всё осознающие и отталкивающие её от меня. Разрушающие всё, что я испытывал, надеясь разделить это с ней, и всю атмосферу единения целиком. Всего один миг, и Лив уже на другом конце кровати, и отныне в поле моего зрения главным образом лишь спина и волосы.

— Детка.

— Я не могу быть с ним в одном пространстве. Убери его.

— Но…

— Убери его куда хочешь.

— Я не хочу его никуда убирать, Лив. Это наш сын, и он нуждается в своей…

— Не произноси это.