Три месяца, две недели и один день

Я шепчу это с ощущением стыда и беспомощности во всём теле, когда мама забирает Александра, даёт ему соску и, когда тот принимает её, начинает его слегка качать, чуть двигаясь на одном месте около кроватки. Я перевёз её из дома вместе с некоторыми другими вещами, которые уже успели там обосноваться, включая коляску. Но теперь я не собираюсь ездить туда даже ради того, чтобы просто проверять сохранность жилища. Когда я складывал детали мебели в багажник, то прежде, находясь в детской комнате, чуть не разбил фоторамку, что попалась мне на глаза. В ближайшее время мне лучше быть как можно дальше от своего района. Во избежание худшего, чтобы, сделав какие-то вещи, впоследствии о них не пожалеть. Так же, как я уже думаю иначе о многом. Вижу это в другом свете.

— Ничего.

— Почему тебе всё даётся так легко?

Всего пару минут, и мой сын перестаёт плакать так, что барабанные перепонки, кажется, вот-вот лопнут. Я точно знаю, что со мной он и бы через полчаса продолжал реветь, как резаный. Я пытаюсь быть хорошим отцом, стать им изо всех сил, но из рук всё будто валится. Надежда, что это временно, и дома всё станет лучше, себя не оправдала. Потому что я ни черта не дома. Я там, где меня любят, готовят еду, убирают и готовы делать всё за меня, если будет совсем невмоготу, но это не равноценно тому, как всё должно было быть. И как уже не станет. Ведь то утро в больнице… Оно всё разрушило. Или же это был я. Я не знаю теперь ничего.

— Потому что ты ещё не понимаешь, что для ребёнка плач это единственный способ сказать, что ему что-то нужно. Еда, забота или просто твоё внимание, чтобы ты банально взял его на руки и прижал к себе. Он больше никак не может к тебе обратиться. Только так. А ты лишь злишься и мгновенно выходишь из себя, Дерек. Но усталость имеет свойство проходить, а если это не случается сразу, то Александр всё равно ни в чём не виноват. Ты просто должен постараться осознать, что это лишь начало. Основные трудности и испытания только впереди. Как и многие-многие годы, в течение которых ты будешь переживать о частичке самого себя. Целая жизнь вообще-то. Зубы, температура, первое падение и первый шаг, первый раз, когда ему понравится чужая игрушка, а другой ребёнок не захочет делиться, и первая влюблённость в девушку, — влюблённость… Возможно, из всего этого я услышал только это слово, хотя даже зубы не являются тем, о чём я окажусь в состоянии просто думать в ближайшее время. Но влюблённость… Я запрещу ему всякие чувства, если эта девушка не будет его любить. Если она будет, как…

— Я чувствую себя задыхающимся.

— Я думаю, что тебе надо позвонить Джейсону. И поехать на выездные игры с командой.

— Я не могу уехать больше, чем на неделю.

Представляю, как ужасно это будет выглядеть, если я оставлю своего ребёнка так скоро. Пусть все считают, что у него есть гораздо более необходимый ему сейчас человек, и никто посторонний не знает всю правду, моё ближайшее окружение в курсе всего. И я не думаю, что уже готов общаться с Джейсоном. С Джейсоном-дедушкой моего сына, а не с Джейсоном-тренером. Скорее всего, он захочет приехать. Он дал мне понять, что я не смогу остановить их с Мэриан, ещё несколько месяцев тому назад.

— Можешь и поедешь. Я настаиваю. Не хочу, чтобы ты стал злиться ещё и по поводу того, что теряешь форму. Тренировки — это ладно, но позже ты обвинишь и мою еду.

— Твоя еда восхитительна, — возможно, это единственное, что поднимает моё настроение, когда оно стремительно приближается к нулевой отметке. Пусть временами мне уже кажется, что я буквально заплываю жиром, я не думаю, что смогу отказаться от калорийной пищи и разных десертов. — Но что значит ещё? Я ни за что на тебя не злюсь.

— Возможно, я сказала что-то, чего не следовало говорить. Там, в больнице. В коридоре, когда…

— Я не хочу знать, — дыхание почти застревает в горле от того, насколько быстро, чуть ли не проглатывая некоторые буквы, я произношу это с немыслимой спешкой, но иначе никак. Узнав что-то, мне тут же станет не всё равно, а я хочу именно безразличия. Равнодушия. Чёрствости. Хочу сохранить всё это. Или просто хочу поддерживать видимость этих чувств и дальше. Единственный способ этого добиться это ничего не спрашивать, не задавать вопросов и не задумываться, что было, а что нет. Просто отключить голову. Моя мама… Она такая, какая есть, но и та женщина… Даже если, ей ничего не стоило не слушать, не принимать что-то близко к сердцу, когда с ней всё зачастую только так и было, и оставаться той, кому всё равно то, что говорят и думают другие. Какого чёрта с ней случилось, что это вдруг изменилось?

— Дерек.

— Я ничего не хочу знать!