Три метра над небом. Трижды ты

Потом отец Андреа уходит, и в тишине церкви, безо всякого предупреждения, начинает звучать классическая музыка. Я испытываю странное ощущение; я чувствую себя в одиночестве; громкие голоса людей на улице как будто внезапно удаляются. Тогда я закрываю глаза и ощущаю себя словно в невесомости: я рядом с ней, с Баби. Она мне улыбается, снимает с себя парик, роняет его на пол, а потом обнимает меня и прижимается ко мне.

– Я по тебе так скучала.

Она молча стоит, уронив голову мне на грудь, но замечает, что я ее даже не касаюсь.

Тогда она от меня отстраняется, встает, смотрит на меня со слезами на глазах и качает головой.

– Ну почему ты не понимаешь? Почему ты такой упрямый? Как же ты не понимаешь, что я тебя люблю? Я никогда не переставала и буду любить тебя всегда.

Она начинает плакать, а я не знаю, что делать; я только смотрю на нее. Мне бы хотелось прижать ее к себе, обнять ее, ласкать ее волосы, утирать ее слезы… Но я не могу, не могу пошевелиться, я словно окаменел. Тогда она откидывает волосы назад, шмыгает носом, а потом едва ли не смеется.

– Извини, ты прав…

Она нежно ко мне приближается, прижимается ко мне, кладет мне руки на плечи, смотрит на меня, улыбается мне.

– Выслушай меня внимательно, Стэп, сейчас я должна тебе это сказать. – И она, всегда немногословная, теперь говорлива, как река в половодье. – Я твоя, какой никогда не была ни для кого другого; я испытываю к тебе то, чего никогда ни к кому не испытывала, об этом говорит само мое тело. То, как я наслаждаюсь, то, как я тебя чувствую, как проживаю с тобой удовольствие – это что-то неповторимое, чудесное. Я никогда не испытывала наслаждения ни с кем другим, ты мне веришь? Как будто отказывалось само мое тело, я больше никогда ничего не чувствовала и даже не замечала, что что-то во мне движется. Но ты всего этого не можешь понять. Я больше не хочу упускать случай быть счастливой. А мое счастье – это ты, только ты. Прошу тебя, прости меня, прости все мои прежние ошибки, позволь мне снова сделать тебя счастливым, чтобы мы вместе опять обрели эту неповторимую, особенную любовь – ту, что подняла нас на три метра над уровнем неба. Такие вещи происходят всего раз в жизни, и, если ты решишь этим пренебречь, то откажешься от чего-то изумительного. Я боялась, я послушалась мать, я была слишком юной, чтобы иметь смелость быть счастливой. Но теперь-то ты меня не наказывай, будь великодушен, забудь о ненависти всех этих лет, позволь возродить нашу любовь, дай нам еще один шанс, прошу тебя, я уверена, что на этот раз мы не ошибемся. Я изменилась, я знаю, чего хочу. Как бы это ни было прекрасно – иметь ребенка, твоего ребенка, моя жизнь без тебя все равно пуста. Мне не хватает твоей улыбки, мне не хватает твоих милых глаз, но, самое главное, мне не хватает чего-то восхитительного – тебя; ты и только ты всегда знал, как сделать меня счастливой. И это было самым прекрасным твоим подарком: твое умение сделать так, чтобы я чувствовала себя значимой, неповторимой, особенной. Так, как я ощущала себя любимой с тобой, я никогда не ощущала себя ни с кем другим. На какое-то мгновение, в самом начале нашего романа, я почувствовала себя даже виноватой из-за того, что твоя любовь ко мне была такой красивой. Но потом я ей позавидовала и, в конце концов, отдалась своим чувствам и сама полюбила тебя так же или, может, даже больше…

Я молчу и смотрю в ее глаза. Меня переполняет гнев, когда я думаю о накопившихся за все эти годы страданиях, и мне бы хотелось закричать: «Где ты была все это время? Все время того одиночества, в котором ты меня оставила? Когда я царапал ногтями щеки, чтобы не броситься тебя искать, чтобы пресечь все свои отчаянные попытки тебя позвать, увидеть, вернуть тебя? Когда я увидел тебя в той машине перед твоим домом? Ты выходила из нее с другим, и тогда я словно умер, я умолял Бога, чтобы Он не дал целовать тебя посторонним, чтобы Он пробудил в тебе какое-нибудь воспоминание, заставив тебя прокручивать в голове какое-нибудь из прожитых нами мгновений, самое счастливое, самое забавное – взрыв смеха, поцелуй, взгляд: что-нибудь, что заставило бы тебя снова подумать о нас и избегать посторонних прикосновений, этих проклятых не моих поцелуев…» И теперь при одной только мысли об этом, я выхожу из себя, ощущая такой прилив гнева и страсти – безумной, странной, нелепой… Я чувствую, как реагирует мой член, и мигом скидываю с себя твои руки, набрасываюсь на тебя, раздвигаю твои ноги и беру тебя снова. Ты смотришь на меня своими голубыми, такими красивыми, широко распахнутыми глазами. И ты меня умоляешь:

– Прошу тебя, люби меня, люби меня, люби меня, как тогда, без ненависти, без гнева…