Маркантонио смотрит на меня, улыбаясь. Он насмешливо хмурится и медленно отпивает еще один глоток франчакорты. Он нарочно держит меня в нетерпении, но я пытаюсь взять себя в руки. И не выдерживаю.
– Ну и? И что, черт побери, ты ей сказал?
– Правду. Сказал: «Я только знаю, что он еще не женат…»
42
Я брожу по городу. Почему именно сейчас? Почему именно она? Я мог встретить новую девушку, заинтересоваться ей, а потом понять, что она мне не подходит. С Баби все не так. Словно внезапно вспомнилось все, что с нами было, все то многое, что я будто бы забыл, почти вычеркнул из памяти, но вот, пожалуйста, – оно тут. И ее тело, и ее смех, который мне так нравился, и вечера, которые мы проводили вместе, и то, как мы занимались любовью в машине или у нее дома, подогретые мыслью о том, что с минуты на минуту могут прийти ее родители, как это однажды произошло, и меня едва не застали на месте преступления… Это кажется таким странным – то, что она вернулась в мою жизнь именно сейчас, после шести лет полного молчания, будто догадавшись, что я собираюсь жениться, будто узнав, что это ее последняя возможность возобновить наши отношения. Но так ли это? Есть ли в моей жизни место для нее? И чего она хочет? Что она на самом деле хочет понять? Она казалась мне такой простой, когда я с ней познакомился, но со временем я понял, что и ее терзает какое-то странное беспокойство, что ее безмятежность – только видимость. Особенно это было заметно, когда мы занимались любовью. Но довольно скоро Баби вошла во вкус, и, освободившись от первоначальных страхов, стала импульсивной, ненасытной и, когда наслаждалась, любила демонстрировать все свое удовольствие – безграничное и бесстыдное. Она была как река, вышедшая из берегов, – совсем не похожая на ту Баби, с которой я познакомился. Однажды она сказала: «У меня так никогда не будет ни с кем другим; уверена, что такого наслаждения, как с тобой, я уже не испытаю никогда». Мы были у меня. Паоло в тот вечер не возвращался, и мы, обнявшись, молчали, хотя у меня внутри, я это чувствовал, все кричало. Как она могла подумать, что может быть кто-то другой, хотя бы предположить… И тем не менее она уже говорила о чем-то таком, что произойдет. Но потом мне хватило лишь нескольких ее нежных прикосновений, и мы опять занялись любовью. Она села на меня, крепко прижав мои руки к кровати всем своим весом, как будто хотела быть главной. Мне это безумно нравилось; я чувствовал, что никогда и никому не принадлежал так, как ей сейчас. Она проникала мне в душу. И теперь, стоит мне подумать, что она могла заниматься этим с кем-то другим, я выхожу из себя. Не могу об этом думать. Не хочу. Но мой разум словно уносит течением. И вот внезапно я ее снова вижу, отлично вижу. Такое ощущение, что это было только вчера, в один из тех многочисленных дней. Она раздевается, идет впереди меня, оборачивается, зная, что я на нее смотрю, снимает лифчик и улыбается, ощущая себя желанной. Потом снимает и трусики. Я околдован ее наготой, которую она мне демонстрирует. Ошеломленный, я сижу, дышу ее очарованием, упиваюсь ее взглядом, ее бесстыдством. Мое желание нарастает, и я совершенно не могу этому помешать. Но внезапно все меняется, и я вижу с ней другого мужчину. Вижу, как он ее трогает, ласкает, проникает в нее, поворачивает, переворачивает, заставляет ее себя целовать, касается ее волос, кладет ей на грудь свою голову. Все это приводит меня в ярость, разрывает мне сердце, раскалывает голову, убивает меня, изнуряет, разрушает. Меня переполняет боль, зрение затуманивается, но внезапно что-то привлекает мое внимание, я прихожу в чувство и мгновенно понимаю, что веду машину и почти теряю управление на повороте. Мне удается удержать ее от падения, слышу, как визжат шины: машина задела дорожное ограждение. Я даже не замечал, на какой скорости еду, но теперь сбавляю ее. Мое сердце бьется медленней, я дышу спокойней. Я на Фламиниевой дороге, и мне кажется почти естественным ехать дальше, нырнуть в тоннель и оказаться у цели. Я едва проехал пятнадцатый километр автострады. Выхожу из машины. Иду, вспоминая дорогу. Вот, в конце аллеи, если повернуть за угол перед мраморным сооружением с синеватыми стеклами, находится могила моей матери. Как же давно я не приходил к ней! Мне так нужно с ней поговорить. Но надо немного успокоиться, чтобы попытаться услышать голос, увидеть свет, выход. Завернув за угол, вижу, что на кладбище почти никого нет. Только пожилая женщина, поправляющая цветы, и чуть дальше, среди других надгробных плит, – всего один мужчина. Однако чем ближе я подхожу, тем больше мне кажется, что он стоит прямо перед могилой моей матери. Когда я уже в нескольких шагах, сомнений у меня больше нет: да, он перед ее могилой. И тогда он оборачивается. Наши взгляды встречаются. Мне кажется, я его уже видел. Он продолжает на меня смотреть, потом внезапно выражение его лица меняется, словно, узнав меня, он испугался и потому собирается уйти.
– Пожалуйста, – говорю ему я. – Пожалуйста…