Три минуты до катастрофы. Поединок

Об Андрее Валя рассказывала с видимым удовольствием и гордостью.

Он вернулся с задания лишь на пятые сутки. За эти дни я узнал Валю больше, чем за три месяца пребывания её на разъезде.

Ещё там ей было хорошо с Андреем. Она видела, что это чистый, благородный человек. Не могли, конечно, от неё укрыться и его чувства. Внутренне она тянулась к нему, но разум протестовал. Юноша должен быть решительным, смелым, порывистым. Андрей казался слишком инертным, безжизненным. Даже его работа — дежурный по разъезду — ей не нравилась. Другое дело Костя. Разве Андрей решился бы так с ней познакомиться? И уж совсем добили её гудки Андрея. Как легко он уступал свою любовь! Да и не только уступал, а всё делал для того, чтобы помочь Косте. Разве это герой?

Она, конечно, понимала всё благородство его поведения, и всё же ей приятнее было бы другое. Зачем он так покорно, безропотно согласился, что не может тягаться с Костей? Бороться бы за свою любовь должен.

Без жизненного опыта, немного романтичная, мечтательная, она видела и воспринимала людей поверхностно, не умея отличить показную красоту от подлинной.

Перелом произошел, когда узнала, как Андрей поджёг разъезд. Только здесь, в отряде, она по-настоящему увидела Андрея. Поступки Кости — и его сигналы, прерванные, как только обиделся, хотя обижаться надо бы на него, и даже знакомство — ведь нечестно было перед товарищами то, что он открыл ей пари, — всё воспринималось теперь как показное.

На исходе третьего месяца пребывания в отряде Валя и Андрей решили больше не расставаться.

Валя раздобыла где-то скрипку и каждую свободную минуту заставляла его играть. Это были радостные минуты. Он по-прежнему избегал слушателей. Он играл для себя. Для себя и для Вали. Это было их маленькое, дорогое счастье. Как только они уединялись, ему не терпелось скорее взяться за смычок. Но он медленно расстегивал футляр, не спеша извлекал скрипку, тщательно натирал канифолью волос. Он словно испытывал себя: чем ближе было мгновение, когда смычок коснется струн, тем больше он старался отдалить этот миг. Но уже сами собой смыкались веки, он прижимался щекой к скрипке, ему слышалась любимая мелодия. Он медлил, не сознавая, что пальцы уже скользят по грифу. Он не мог уловить тот миг, когда начинал играть… А звуки, чудесные звуки рождались и заполняли все вокруг, весь мир. И, казалось, нет в жизни ничего, кроме этой бесконечной песни…

Партизаны с особым нетерпением ждали возвращения Андрея. Предстояла крупная операция, первый бой, где должны были участвовать все силы отряда. Андрея послали на разведку минных полей, ограждавших железнодорожное полотно, через которое лежал наш путь.

— Как только вернётся, — сказала Валя, — он сыграет нам в честь встречи… Мне кажется, когда он играет, умолкают птицы. Они слушают.

Не только послушать Андрея, но даже поговорить с ним мне почти не удалось. Вернулся он ночью, а утром командир приказал его группе сделать три широких прохода в разведанных полях.

— Наша операция проводится во взаимодействии с регулярной армией, — предупредил командир. — Если враг откроет предполагаемое место удара, и мы и армия понесём большой урон.

…В белых маскировочных халатах группа тронулась в путь. Мы с Валей проводили минёров молча. Они должны были выполнить задание за три часа. К назначенному сроку партизаны стали возвращаться. Задерживался только Андрей. Уже начало темнеть, а его всё не было.

Я зашёл к командиру отряда. Валя находилась там. Командир отправил группу бойцов на поиски Андрея.

Что же случилось с ним?

Разослав бойцов по участкам, Андрей пошёл вдоль опушки. Через три километра предстояло выйти на открытое место и подползти к заграждениям. Этот район, наиболее трудный, он решил взять на себя. Достигнув минного поля, одну за другой снял десятка полтора мин. Оставалась последняя, противотанковая. Вообще можно бы её не трогать, на такой мине человек не должен подорваться. Но вдруг это «сюрприз»? На всякий случай решил снять.

Андрей разгрёб вокруг неё снег, рассмотрел со всех сторон, установил, что вместо одного взрывателя поставлено три. Два из них вытащил без труда. Третий стерженёк, торчавший из-под деревянной крышки, не поддался. Видимо, взрыватель примерз к стенке мины. Андрей подышал на него и снова потянул. Взрыватель остался на месте, но пружина сжалась. Чека выпала в снег.

Мгновенно он понял, что произошло. Чеки больше нет. Кончиками пальцев он держит короткий, как патефонная игла, стерженёк, толщиною в грифель цветного карандаша. Сжатая пружина вырывает его из рук. Скользкий стерженёк не удержать. Он вырвется, ударит в капсюль… Взрыв неизбежен.

Взрыв! Взрыв — это сигнал врагу. Это провал наступления или многие лишние жертвы… Лечь на мину и заглушить взрыв. Но ведь всё равно услышат… Надо унести мину.