— Ты сообщишь об этом в отчете?
— Спроси через несколько дней. Посмотрим. Пострадала лишь моя гордость. На поле остался след длиной ярдов двадцать, вот и все — забор я не повалил.
— Почему тогда плечо потираешь? Похоже, оно тебя беспокоит.
— Потянул, наверное. Ключица ходит ходуном. Возможно, я порвал связку. Ремень довольно сильно натянулся.
— Так, понятно, — сказала Муди, когда Линда поставила перед нами тарелки: бублик с плавленым сыром для меня и огромный завтрак для Терри. — Ты сегодня же отправишься к врачу.
— Ага, — сказал я. — И кто же найдет для этого время?
— Джо, так дальше продолжаться не может. Наступит день, когда тебя привезут на «Скорой» и одним растянутым плечом дело не ограничится.
— Да все и так уже трещит по швам, Муди, — сказал я, когда она приступила к яичнице и сосискам.
— Например?
— Не строй из себя психоаналитика. Дома тяжело. Лусиана все твердит, что это несправедливо: что я должен проводить время со Стефани, что ей нужна помощь по дому. Ей нужен муж, а не
— Что еще за
— «Сожитель» по-португальски.
— Ой! Джо, тебе бы надо разобраться с домашними делами. Правда. Что Лусиана сказала об инциденте на дороге?
— Я ей не сказал. Как? Она мне даже в глаза не смотрит. Мы несколько месяцев не завтракали и не ужинали вместе. Я начинаю бояться. О чем мне вообще с ней говорить?
— Боже, Наварро, порой ты бываешь эгоистичной свиньей.
— И снова спасибо, Муди. Именно это я и хотел услышать сегодня утром.
— Именно это тебе и
Я молча смотрел на Муди. Я понимал, что она права, но усталость давала о себе знать, а плечо и правда болело. Мне и самому казалось, что здоровье вот-вот подведет меня.
— Джо, ты ведь можешь скорректировать график. Род подстроится. К тому же тебе не обязательно видеться с ним каждый божий день. Зачем ты ездил к нему вчера? Чтобы подержать за руку?
— Я же говорил: не могу сказать. Я обещал Роду.
— Ты обещал Роду? Это еще что за поворот? Благородство воров? Я твоя напарница.
— Ему будет неловко, если ты узнаешь.
— Колись уже! — воскликнула Муди.
— Ладно, у него венерическое заболевание. Но я тебе об этом не говорил.
— Все понятно: у парней между ног всегда пожар. Но нам ведь не обязательно проводить беседы по вечерам. Ты можешь поехать домой, к Лусиане
…— Нет, — отрезал я. — Я думал, ты понимаешь. Вечером подозреваемый меньше сопротивляется, потому что у него падает уровень сахара в крови. К тому же днем у него больше шансов найти клиентов в аэропорту.
— Ладно, Джо, но что насчет планирования? О чем говорить. Где сидеть. Что надевать. В каком порядке задавать вопросы. Где делать «важные» паузы и в какую сторону подталкивать разговор. Может, хоть иногда позволим себе импровизировать? У нас ведь целые дни на это уходят.
— Вовсе нет, — возразил я.
— Точно, Наварро, целые недели.
— Но мы не можем отдаться на волю случая. Каждая встреча с ним особенная. Ты разве не заметила? Одинаковых бесед еще не бывало. Нам всегда приходится решать какие-то проблемы и вытаскивать из него новые сведения. У меня в голове длиннющий список того, что нам нужно выяснить, чтобы не только удовлетворить интересы контрразведки, но и чтобы обеспечить победу в суде.
— Как насчет отчетов? — продолжила Терри, не обращая внимания, что я говорю все громче, а парень, сидящий поодаль, снова наклоняется в нашу сторону. — Не обязательно описывать все так подробно и каждый день ровно к одиннадцати класть их на стол Корнеру.
— Ошибаешься! Муди, если запороть отчет по уголовному делу, ничего не случится — всем на это плевать. Подумаешь, поймаем их в другой раз. Но это контрразведка. Это шпионаж. Ты хоть представляешь, куда идут эти отчеты? Я тебе разве не объяснял?
— Объяснял. Сначала Корнеру, потом начальнику отделения, потом в штаб-квартиру.
— И это только начало, Терри. Самое начало. Они идут в ЦРУ, в Госдепартамент, в Министерство обороны и в Министерство юстиции. Хуже некуда? Вот и нет, ведь это ФБР! Теперь мы отправляем их в АНБ, а еще в Совет национальной безопасности. По запросу конспект этих отчетов предоставляется в Белый дом. Поэтому мы посылаем все в десяти копиях. Это важно. Поэтому нам нужно сдавать их до одиннадцати каждое утро. Поэтому я буду заполнять их до одиннадцати каждое утро, пока мы не покончим с этим делом, если мы вообще с ним покончим, пускай даже это меня в гроб загонит.
— Наварро, — теперь я услышал в ее голосе тревогу, словно я сам подписал себе смертный приговор. — Может, ты и прав — вообще-то ты всегда прав, когда дело касается работы, — но я кое-что знаю о жизни, мистер ФБР. Поверь, такая жизнь тебя уничтожит.
— Ты не понимаешь. Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? — спросил я.