Три минуты молчания

Чуть попозже, у портового кафе, Васька Буров откололся, кандей с Митрохиным - им к морвокзалу нужно было, через залив переправляться.

Еще сто шагов прошли, и еще наша когорта поредела: "маркони" и боцман в Нагорное ехали, им нужно было к южной проходной. С ними - Ванька Обод, Серега.

- Встретимся в "Арктике"?..

"Маркониева" жена сказала:

- Точно не обещаем. Как обстоятельства сложатся.

Клара на нее цыкнула:

- Ты моряцкая жена или злыдня? Уж так торопишься мужика под туфлю скорей затолкать, дай ему хоть вечер от тебя отдохнуть.

Та смолчала, губы сжала в полоску, лицо побелело от злости. "Маркони" развел руками, улыбнулся виновато:

- Приложу все усилия, бичи.

Потом салаги откололись. Они в общежитие Полярного института надеялись устроиться. Я к ним подошел, спросил:

- Ну как? В Баренцево не идете с нами? Надоело?

- Мы еще подумаем, - сказал Дима. - Пока до свидания, шеф.

Я попросил Алика отойти на пару слов. Димка нас ждал, отвернувшись.

- Скорей всего не пойдем, шеф, - сказал Алик. - Мы должны вернуться к своим кораблям.

- Конечно. Не ваше это все-таки дело. - Но мне совсем другое хотелось у него спросить. - Скажи, почему ты тогда остался? В тузик не сел?

- Как тебе объяснить? - Он смутился, смотрел себе под ноги. - Ты не поймешь, наверно. Ну... хотелось разделить с вами. Что бы там ни случилось. Даже любопытно было. И где-то я до конца не верил. Может быть, на минуту, когда свет погас.

- Что ж тут непонятного? Все как полагается.

- Ты его тоже не осуждай. - Он посмотрел мне в глаза твердо, хоть и покраснел. - А я - как мог его отпустить? Что, если б он решился? И его бы там захлестнуло в плотике. Тут грех обоюдный, шеф. Еще неизвестно, кто кому должен прощать.

Я засмеялся.

- Что вы ребята, бросьте. Какой грех? Все глупостей наделали, ваша не самая большая.

- Хорошо, если ты так думаешь.

- Уже одно, что вы в море с нами сходили...

- Да, для нас это многое значило. Ты не представляешь...

Я перебил его:

- В "Арктику" же вы придете? Ну вот там все и скажешь. Все послушают, не я один... Да! - я вспомнил. - Лилю увидишь сегодня?

- Передать ей, чтоб пришла?

- Мне все равно. - Я даже удивился, как легко я это сказал. - Захочет придет. Но привет, конечно, передай. И еще - спасибо. Это уж как она поймет. - Я пожал ему руку, а Димке просто помахал. - Встретимся в "Арктике"!

Совсем уж маленькой кучкой мы прошли через центральную проходную, поднялись наверх, к вокзалу. Здесь, на площади, от нас последние уезжали в Росту - "юноша", дрифтер и бондарь. Сонного таксишника растолкали, приспособили к делу.

- Не поминай лихом, - сказал я бондарю. - Я знаю, ты в Баренцево не идешь, так попрощаемся? Он руки моей не взял.

- Кто тебя еще поминать-то будет? Много чести, знаешь. - Тронул таксишника. - Езжай, родной.

Дальше мы пошли с "дедом". Он совсем близко от нашей общаги жил. Вот так мы с ним когда-то и познакомились: все разошлись, а мы вдвоем пошли пробиваться чeрeз метель - и вдруг разговорились, и он меня к себе затащил обедать. А за весь рейс не сказали друг с другом ни слова.

Я шел с "дедом" и он мне говорил:

- Беспокоит меня твое дальнейшее, Алексеич. Ты все же не бросай флот, зачем тебе жизнь переламывать надвое. Мы, может, самое трудное уже пережили, а теперь, глядишь, техники поднавалят, "океаны", и "тропики"*, условия наладятся. А я-то - уж кончился, это точно. Кончился я в этом рейсе. Тридцать лет около машины провел, а как посмотрел на парус - вдруг понял: кончился.

* Новые типы судов.

- Что ты, "дед"! Мы еще поплаваем вместе. Ты же меня делу обещал научить.

Он не отвечал, усмехался, а я вспомнил: "Приятно и легенду послушать".

У своего переулка он спросил, помявшись:

- Может, ко мне завалимся? Накормят нас, выпить поставят, и спать где найдется. Чего тебе сразу - с парохода и в общагу?

Но я как вспомнил их комнатешку, диванчик, на который меня положат...

- А я не в общагу, - сказал я ему весело. - Есть еще куда завалиться.

- А! - Он улыбнулся мне. - Ну - в "Арктике"?

Мы пожали друг другу руки, и "дед" зашагал - тяжелый, в коротком своем полушубке, в мохнатой шапке, в сапогах. Еще раз обернулся ко мне, точно знал, что я жду этого, и помахал на прощанье. И я пошел один, сначала одной щекой к ветру, потом другой.

Навстречу мне два чудака шли. Один чего-то бубнил, размахивал длинными мослами, другой - трусил полегоньку, упрятав нос в воротник. Я пригляделся знакомые силуэты. Вовчик с Аскольдом. Я вышел к фонарю, сделал им ручкой.

- Приветствую вас, кореши. На промысел топаете?

Встали как вкопанные. Вроде бы дернулись друг от друга. Потом Аскольд заулыбался, губищи распустил.

- Сень, откудова, какими судьбами?

- Да все оттуда же - с моря, где вас никогда не видно.

- А мы тебя в апреле встретить готовились. Как это понять, Сеня?

Неохота мне было им рассказывать.

- Поздновато вы сегодня, бичи. Разошлись уже все. Да и не повезло нам, много с нас не выдоишь.

Вовчик вздохнул:

- Мы б хоть посочувствовали.

Мне смешно стало. И никакой же злости я к ним не испытывал. Но и жалости тоже.