Читаем Три минуты молчания полностью

Бичи вылезали понемножку - на базу поглядеть. Там у каждого почти кореш или зазноба. Много там женщин плавает - буфетчицы, медички, рыбообработчицы, прачки. У меня там Нинка плавала. Да и утро было хорошее - как не вылезешь. Тихое, штилевое, волна лоснилась как масляная, небо чистое, чуть видные перышки неслись по ветру. Ненадолго, конечно, такая погода - колдунчик* на бакштаге показывал норд-вест; ближе к полудню, пожалуй, зыбь разведет.

* Флюгер в виде конуса.

По случаю базы кандей Вася пирог сделал с кремом - в базовые дни какая-то чувствуется торжественность, хотя, если честно говорить, торжественного мало, а работы много - и самой хребтовой, суток на двое без передышек, без сна. Поэтому чай пили молча, и даже за пирог кандея не похвалили, хотя он все время у нас над душой стоял, напрашивался на комплимент.

Потом услышали:

- Восемьсот пятнадцатый, ваш второй причал! Подходите!

Кеп попросил в мегафон:

- Нам бы правым, если возможно!

- А что вы такие косорылые?

- Такие уж!

Там подумали и ответили:

- Тогда к седьмому, убогие!

- Спасибо вам!

Непонятно было, за что он благодарит - за причал или за "убогих".

Машина заработала веселее, и боцман сунул голову в дверь, выкликнул швартовных - по четыре на полубак и в корму. И тут уже было не до пирога, уже в иллюминаторе показался борт плавбазы, высоченный, в полнеба. Он придвигался и закрыл все небо, и мы пошли, не допив.

В корме я оказался с Ванькой Ободом и с салагами. Очистили кнехты - там стояла кадушка с капустой и мешки с углем. Борт плавбазы проплывал над нами - с ржавыми потеками, патрубками, в них что-то сипело, текли помои и старый тузлук. Наконец вахтенный к нам подплыл - в синей телогрейке, в шапке с торчащими ушами.

- На "Федоре"! - спросил Ванька. - Медицина на месте?

Вахтенный не расслышал, приставил варежку к уху.

- Глухари тут, - Ванька махнул рукой.

Но уже было не до разговоров, пошли команды - и с плавбазы, и с нашего мостика, - и вахтенный нам подал конец.

Потом его снова пришлось отдать, плохо подошли, никак нос не подваливал.

- Пошли чай допивать, - сказал Ванька.

Салаги удивились:

- Сейчас же опять зайдем.

- Щас же! Учи вас, учи. Когда зайдем, уж пить некогда будет.

Они все же остались у кнехта, а мы с Ванькой пошли в салон.

- На самом деле списываешься? - я спросил.

Он какой-то осовелый был, будто непроспавшийся.

- Что задумал, то сделаю, понял. Только симптом надо придумать. Симптом должен быть. Погляди - ухо у меня хорошо дергается?

Ухо у него не дергалось, но двигалось. Ваньку это не устроило.

- Плохо мы психику знаем. Ладно, чего-нибудь потравлю. С ходу оно лучше получается. У меня тогда глаз как-то идет.

- Я думал, ты все шутишь - насчет топорика.

- Хороши шутки! Я уже вот так дошел. - Ладонью провел по горлу. - Рыбу только сдам. Святой морской закон.

Мы успели выпить по кружке чаю и по куску пирога съесть, пока нас опять позвали. На этот раз как будто чисто подошли.

- На "Федоре"! - Ванька опять начал. - Врачиха у вас когда принимает?

- Зубная?

- Нервная!

Вахтенный себя похлопал варежкой по лбу.

- Тут чего-нибудь?

- Есть малость. Сплю плохо. Совсем даже не сплю. Грудь все время сдавливает. Коленки дрожат. И воду все пью, никак не могу напиться. Вот уже не хочется, а пью.

- Это у меня тоже бывает, - сказал вахтенный. - Только с водярой. Ну, хошь - запишу тебя на прием.

- Будь ласков. Обод моя фамилия.

- Обод. Ладно. Только там не врачиха, а мужик. Он строгий.

- Володька, что ли?

-Ну!

- Какой же он строгий, когда он святой? Он-то мне запросто бюллетень выпишет.

Вахтенный нам подал конец. Салаги все совались нам помочь, да только мешали.

- Сгиньте! - Ванька им сказал. - Бойся тут за вас. Защемит кому-нибудь хвост, а нам переживание. И так у нас полно переживаний.

Конец провисал, мы его потихоньку подтягивали.

- Почему святой? - я спросил. - Фамилия?

- Что ты! Фамилия у него, знаешь какая... Не знаю, какая. А это кличка. Про него ж песенку сочинили. -Пропел дурным голосом, без мотива:

А было так - тогда на нашем судне

Служил Володька, лекарь судовой,

Он баб любил и в праздники, и в будни

И заработал прозвище - Святой.

Вахтенный посмеялся:

- А и правда, чокнутый. Есть малость.

- Как раз сколько нужно.

Мы закрепили конец и пошли с кормы.

С базы уже завели стрелу, под ней качалась сетка. Это еще не грузовой строп, а для людей, хоть он такой же, из стального троса, только поновее - в него руками цепляешься, так чтоб не пораниться жилкой.

А к сетке между тем уже понемногу очередь собиралась. Каждому, конечно, найдется на базе дело. Радисту - фильмы поменять или аппаратуру сдать в ремонт, рыбмастеру - следить, чтоб не обидели нас, когда рыбу считают, дрифтеру - сети новые получить, механикам - какие-нибудь запчасти, кандею продукты, боцману - сдать чего-нибудь в утиль. Одним неграм палубным на базе делать нечего, их в последний черед отпускают, когда выходит какая-нибудь задержка. А она редко случается, вон сколько траулеров очереди ждут, и еще новые подходят. Никогда не знаешь, попадешь ты на эту базу или нет.

Пятеро вцеплялись в сетку, продевали ноги в ячею. Старпом из рубки кричал третьему:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Божий дар
Божий дар

Впервые в творческом дуэте объединились самая знаковая писательница современности Татьяна Устинова и самый известный адвокат Павел Астахов. Роман, вышедший из-под их пера, поражает достоверностью деталей и пронзительностью образа главной героини — судьи Лены Кузнецовой. Каждая книга будет посвящена остросоциальной теме. Первый роман цикла «Я — судья» — о самом животрепещущем и наболевшем: о незащищенности и хрупкости жизни и судьбы ребенка. Судья Кузнецова ведет параллельно два дела: первое — о правах на ребенка, выношенного суррогатной матерью, второе — о лишении родительских прав. В обоих случаях решения, которые предстоит принять, дадутся ей очень нелегко…

Александр Иванович Вовк , Николай Петрович Кокухин , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы / Современная проза / Религия