Три минуты молчания

В общем, я хорошо вляпался. И что же, так я и буду всю картину сидеть? Жди, покуда хватятся. Ну, хватятся-то скоро, на судне, если человека в шторм полчаса не видно, его уже ищут. По трансляции вызывают, в гальюны стучатся. Но ведь подумают - меня за борт смыло, станут прожекторами нашаривать. Это на час история, а потом, конечно, в скорбь ударятся, по поводу безвременной моей кончины. Кто ж догадается, что я под палубой сижу, с бочками сражаюсь?

Вдруг слышу: пробежал кто-то - по брезенту, по трюмному. Как будто по голове моей пробацали. Мимо люка пробежал - и не заметил, что он отдраен, вот олух! - скатился в кубрик. За ним еще один. А первый уже вернулся и говорит ему - как раз над люком:

- Ни в кубрике, ни в гальюне.

- Где ж еще? За бортом?

А я вам что говорил? Сперва в гальюне поискали, теперь - за бортом.

Позвали унылыми голосами:

- Сень, ты где прячешься? Сеня, мать твою, отзовись!..

Я и хотел отозваться, но тут проклятая бочка меня снова шарахнула по лбу. А эти двое куда-то ушли, не слышно их, только ветер поет и волна заливает вожаковый трюм.

Но вот опять чьи-то шаги над головой, медленные, грузные, и вдруг звон - споткнулся обо что-то.

- Кто люковину оставил? По голосу - "дед".

- Какую?

- Такую, от вожакового... Судить вас мало!

- Да она задраена была.

- Я, значит, отдраил?

Поволокли люковину. Вот те раз, думаю, только я и ждал, когда вы меня закупорите. Я заорал, что было силы:

- Эй, на палубе! Здесь я, живой!

"Дед" наклонился над люком.

- В трюме! Кто там есть?

- Я!

- Кто "я"?

- Да я же, "дед"!

- Ты чего там делаешь? Вылазь.

- Не могу, бочками задавило.

- Черти тебя туда занесли?

"Дед" полез в трюм, сапоги его застучали по скобам.

- "Дед", не лезь дальше!

Но он уже плюхнулся в воду. Выругался, полез ко мне, стал раздвигать бочки.

- Сильно льет, Алексеич?

- Сейчас помалу. Я спиной держу.

- Так, - сказал "дед". - Затычку изображаешь? Ну, потерпи, милый. Да поберегись - шов дышит, может тебя защемить.

- Ага, спасибо.

"Дед" вылез, закрыл люковину. Опять мне стало страшно. Но там уже какая-то беготня пошла. Пробили водяную тревогу - протяжными гудками и колоколом. Вся палуба загремела от беготни. А я уж совсем закоченел, уже под куртку просочилось до плеч, и локти сплошь избило.

Кто-то опять люковину отдраил:

- Сень, жив там?

Шурка Чмырев.

- Жив. Но бедствую.

- Хреново, значит, тебе живется? Курить небось охота?

Вот, самый верный вопрос задал человек. А я и не знал, отчего мне так хреново.

- Сейчас покуришь. Смена тебе идет.

Шурка спрыгнул в воду и охнул. За ним еще кто-то. Вытащили несколько бочек из переборки, пошвыряли в воду. Кто-то начал ко мне протискиваться.

- Сень, ты там особенно не расстраивайся, ладно? Все починим, все наладим... - это Серега Фирстов. - Э, ты там не молчи. Нам твой голос очень необходим, Сеня.

- Ладно, ползи давай.У меня уже язык к зубам примерз. А он все полз да полз и расспрашивал:

- И чего это ты сюда забрался? Удивляюсь я, как ты только такие места находишь?

Сто лет он ко мне полз. Но, правда, ему тоже нелегко приходилось. Он языком-то молол, а сам бочки из-под себя выбирал и подавал назад Шурке.

Дополз наконец, ткнулся мне головой в зубы.

- Извини, Сень. Как твое мнение, полчаса выдержу?

- Я час сидел, не умер.

- Какой час? Полбобины только успели прокрутить. Еще одно столетие он бочки раздвигал. Потом закурить решил, сделал пару затяжек и сунул мне в рот.

- Давай отвались.

Борт поднялся, и вода схлынула, и я тогда отодвинулся от дыры. Серега упал на нее спиной. Потом борт пошел вниз.

- Ой, - говорит он, - холодно!

- А ты думал.

- Рокан прожигает. Ну, Сень, ты озверел! Придумал чего - дыры задницей затыкать. Это же нам никаких задниц не хватит, придется из-за границы выписывать. Ты б мне подстелил чего-нибудь...

- Что я тебе подстелю?

- А в чем ты сидел? - Он протянул руку и нашарил куртку. - Во, курта своего подстели...

Тут-то я и призадумался.