Но вернемся к характеристике исторической ситуации, в которой появился новый либерализм. Сказанное выше, на наш взгляд, объясняет - во всяком случае в какой-то мере, его выбор ориентации на синтез ценностей старого либерализма с программами социал-демократического движения. И с этой точки зрения приведенная выше оценка его В.Ф.Пустарнаковым его как «постклассического» верна: русский либерализм как бы перепрыгнул от российского дворянского сразу к европейскому, постклассическому либерализму. Правда, он не утратил своей специфики, что позволяет характеризовать его именно как русский либерализм, т.е. продолжающий свои традиции, а точнее, традиции русской общественной мысли, важнейшей из которых оставалась верность гуманистическим, демократическим ценностям. Как писал Струве, «всякий иной либерализм, кроме демократического, не имел бы в русском обществе почвы и не имел бы в ней отклика». [262]
Говоря о доктринальных особенностях нового либерализма, важно подчеркнуть еще и тот момент, что в России он формировался в условиях острой конкурентно- идейной борьбы с набравшим силу революционно-демократическим движением. Отношения полемики, притяжения и отталкивания не могли не сказаться на направленности и содержании его идей, на его стратегии и тактике как общественного движения в целом. Существенное значение имело то обстоятельство, что его социально-политическая программа испытывала влияние со стороны социализма. Однако в отношении последнего необходимо следующее уточнение, дабы избежать возможных двусмысленностей.
Речь идет о направлении общественной мысли, в рамках которого социализм понимается как углубление и расширение идей правового государства, а социализация последнего - как расширение сферы прав человека. Этому социализму неолиберализм обязан целым рядом новых положений. «В практике современного государства, - писал П.И.Новгородцев, - границы либерализма и социализма стираются; их различие в степени темпа и меры, в степени эмпирической научной точности при осуществлении своих задач». [263]
И тем не менее не следует абсолютизировать момент кажущейся похожести, а главное, необходимо учитывать то конкретное содержание, которое закреплялось новыми либералами за самим понятием социализм. «Когда мы говорим, что социализм, входящий в культурную работу современного государства, «врастающий» в современное общество, вполне приемлется теорией новейшего либерализма и практикой правового государства наших дней, - отмечал Новгородцев, - это значит, что мы /…/ имеем здесь в виду социализм, утерявший свое внутреннее существо и превратившийся в политику социальных реформ». [264]В таком реформированном варианте за социализмом признавалась роль ускорителя социальных реформ, осуществляемых государством. При этом полагалось, что и «самая из исторических реформ» не может осуществиться «вне путей исторической эволюции». Другими словами, с социализмом отождествлялась направленность социал- демократической практики, складывающейся из последовательного продвижения по пути реформ, ни одна из которых не может быть в этом ряду последней и конечной, а лишь ступенью на пути прогресса. (В этом смысле историческое осуществление социалистических начал, считалось, явится вместе с тем и полным крушением марксизма: эволюционным путем будет достигнуто то общественное состояние, переход к которому марксизм связывал с революцией.)
Цепочка реформ не осуществима без предварительной духовной, нравственной подготовки всего общества и потому предполагает одновременно с политической его духовную реформацию. В обращении к нравственным силам новые либералы видели свои преимущества перед марксизмом и гарантию от радикализма, полагавшегося на силу классовой борьбы и социальной революции. Спустя некоторое время это противопоставление позиций вместе с критикой большевистской идеологии прозвучит в «Вехах», авторами которых станут именно новые либералы, а еще позже, уже после октября 1917 года, в сборнике «Из глубины».