Три мушкетера

Лорд Винтер, не останавливаясь, прошел мимо двери, и шаги его удалились.

Фельтон, бледный как смерть, несколько мгновений напряженно прислушивался, затем, когда шум шагов замер, вздохнул, как человек, пробудившийся от сна, и кинулся прочь из комнаты.

— А! — сказала миледи, в свою очередь прислушавшись и уверившись, что шаги Фельтона удаляются в сторону, противоположную той, куда ушел лорд Винтер. — Наконец-то ты мой!

Затем ее лицо снова омрачилось.

«Если он скажет барону, — подумала она, — я погибла: барон знает, что я не убью себя, он при нем даст мне в руки нож, и Фельтон убедится, что все это ужасное отчаяние было притворством».

Она посмотрела в зеркало: никогда еще она не была так хороша собою.

— О нет! — проговорила она, улыбаясь. — Конечно, он ему ничего не скажет.

Вечером, когда принесли ужин, пришел лорд Винтер.

— Разве ваше присутствие, милостивый государь, — обратилась к нему миледи, — составляет неизбежную принадлежность моего заточения? Не можете ли вы избавить меня от терзаний, которые причиняет мне ваш приход?

— Как, любезная сестра! — сказал лорд Винтер. — Ведь вы сами трогательно объявили мне вашими красивыми устами, из которых я слышу сегодня такие жестокие речи, что приехали в Англию только для того, чтобы иметь удовольствие видеться со мной, удовольствие, лишение которого вы, по вашим словам, так живо ощущали, что ради него решились пойти на все: на морскую болезнь, на бурю, на плен! Ну вот, я перед вами, будьте довольны. К тому же на этот раз мое посещение имеет определенную цель.

Миледи вздрогнула: она подумала, что Фельтон ее выдал; никогда, быть может за всю жизнь, у этой женщины, испытавшей столько сильных и самых противоположных волнений, не билось так отчаянно сердце.

Она сидела. Лорд Винтер придвинул кресло и уселся возле миледи, потом вынул из кармана какую-то бумагу и медленно развернул ее.

— Посмотрите! — заговорил он. — Я хотел показать вам этот документ, я сам его составил, и впредь он будет служить вам своего рода видом на жительство, так как я согласен сохранить вам жизнь. — Он перевел глаза с миледи на бумагу и вслух прочитал: — «Приказ отвезти в…» — для названия, куда именно, оставлен пробел, — перебил сам себя Винтер. — Если вы предпочитаете какое-нибудь место, укажите его мне, и, лишь бы только оно отстояло не менее чем на тысячу миль от Лондона, я исполню вашу просьбу. Итак, читаю снова: «Приказ отвезти в… поименованную Шарлотту Баксон, заклейменную судом Французского королевства, но освобожденную после наказания; она будет жить в этом месте, никогда не удаляясь от него больше чем на три мили. В случае попытки к бегству она подвергнется смертной казни. Ей будет положено пять шиллингов в день на квартиру и пропитание».

— Этот приказ относится не ко мне, — холодно ответила миледи, — в нем проставлено не мое имя.

— Имя! Да разве оно у вас есть?

— Я ношу фамилию вашего брата.

— Вы ошибаетесь: мой брат был вашим вторым мужем, а ваш первый муж жив еще. Назовите мне его имя, и я поставлю его вместо имени Шарлотты Баксон… Не хотите? Нет?.. Вы молчите? Хорошо. Вы будете внесены в арестантский список под именем Шарлотты Баксон.

Миледи продолжала безмолвствовать, но на этот раз не из обдуманного притворства, а от ужаса: она вообразила, что приказ тотчас же будет приведен в исполнение. Она подумала, что лорд Винтер ускорил ее отъезд; подумала, что ей предстоит уехать сегодня же вечером. На минуту ей представилось, что все потеряно, как вдруг она заметила, что приказ не скреплен подписью.

Радость, вызванная в ней этим открытием, была так велика, что она не могла утаить ее.

— Да, да… — сказал лорд Винтер, подметивший, что с ней творится, — да, вы ищете подпись, и вы говорите себе: «Не все еще потеряно, раз этот приказ не подписан; мне его показывают, только чтобы испугать меня». Вы ошибаетесь: завтра этот приказ будет послан лорду Бекингэму, послезавтра он будет возвращен, подписанный им собственноручно и скрепленный его печатью, а спустя еще двадцать четыре часа, ручаюсь вам, он будет приведен в исполнение. Прощайте, сударыня. Вот все, что я имел вам сообщить.

— А я отвечу вам, милостивый государь, что это злоупотребление властью и это изгнание под вымышленным именем — подлость!

— Вы предпочитаете быть повешенной под вашим настоящим именем, миледи? Ведь вам известно, что английские законы безжалостно карают преступления против брака. Объяснимся же откровенно: хотя мое имя или, вернее, имя моего брата оказывается замешанным в эту позорную историю, я пойду на публичный скандал, чтобы быть вполне уверенным, что раз и навсегда избавился от вас.

Миледи ничего не ответила, но побледнела как мертвец.