Может, с моей стороны и нечестно так говорить, но… но я рада, что в моей жизни появился Сибасур! Он показал мне, что люди… да, впрочем, не только люди. Он показал, что кто-то из тех, кому мы помогали, хранит в своём сердце благодарность. И кто-то иногда хотя бы отвечает нам добром на наше добро. И, как мне показал Сиб, в имени которого даже звучит «разрушитель», страшный облик – это только облик. Под любым обликом может скрываться сердце, которое знает, что такое дхарма, которое может жить, следуя дхарме. И как бы жизнь моя ни сложилась, я теперь знаю, что в этой тяжёлой жизни будет и что-то доброе. Хотя бы иногда, но будет непременно! И, хотя сердце моё в смятении, хотя я сейчас чувствую себя страшно беспомощной, я теперь буду жить и верить. Нет, не верить. Я теперь буду уверена. Часть этой жизни страшная и мучительная. Часть этой жизни – хаос. Хаос иногда случается, коверкает привычный порядок вещей. Но часть этой жизни – тепло и свет чьей-то доброты.
О, Сибасур! Как я благодарна тебе, что ты пришёл в мою жизнь! И я постараюсь стать тебе хорошей сестрой. Тому, кто назвал меня своею сестрой. Тому, кого страшно замучила эта жизнь, кто с рождения вынес много несправедливостей. Ведь сбылся сон, в котором ты умирал раненный у Ганги. Наверное, тот сон о жутком твоём рождении – тоже правда. Но ты выжил. Как я рада, что ты смог выжить, хотя никого тогда не было возле тебя! Я тоже буду охранять тебя и твой покой!
– Не волнуйся ты так, – потрепала меня по щеке Сарала, когда я уже поднялась и повернулась в другую сторону.
Она, оказывается, за мною стояла, но не мешала мне молиться о благополучии Сибасура. И, видимо, жестами или руками остановила других, чтобы не отвлекали меня. И верно, девочки то ли спали, то ли очень тихо сегодня вышли из дома.
Оглянулась. И верно, они сегодня были тихие-тихие. Незаметно куда-то из дома выскользнули. Милые девочки. И как же я благодарна жене Манджу за заботу обо мне!
– Но, впрочем, я понимаю, что не волноваться ты не сможешь, – добавила женщина уже с улыбкой и ласково меня обняла. – Все волнуются перед свадьбой, Кизи.
Но… Сиб хотел сам мне мужа найти. Он… он придёт, чтобы помешать моей свадьбе?..
Сердце встревожено забилось. На расспросы Аши и дочерей её я молчала, чтобы не врать. Ведь не только сегодняшняя свадьба меня волновала.
Сегодняшний день стал уже днём свадьбы. Клятвы, сказанные перед священным огнём, разожжённым брахманом, будут услышаны богами, а брачный союз – станет уже нерушимым. С кем произнесу я их?..
Вскоре уже Прия и Аша хлопотали вокруг меня. Девочек, опять налетевших стайкой, отправили бабушке помогать, завесили окна, воды мне для омывания полного принесли, чтобы стала чистой для супруга. Снова принесли масел, чтобы кожу натереть. Но уже больше сандалового масла, жасминового. И немного иланг-иланга. Последним Аша тихо сказала смазать всего чуть-чуть, между грудей и ноги, то, что спрятано будет под одеждою. Я только-только успела облачиться в красные чхоли и юбку поверх тела, осторожно натертого маслами: и чтоб душистым стало, и чтобы излишком масел не запачкать прекрасную одежду, а мои подруги уже возмущённо шептали снаружи, чтобы поторопилась одеться и пустила их меня дальше украшать.
– Заходите уже, – сказала, юбку оправив. Осталась только накидка и пояс. Ох, и ворох этих украшений! Даже непривычно, что нужно одеть столько всего.
Прия внесла тонкую гирлянду из цветков жасмина.
– Надо, чтобы и волосы твои благоухали, – серьёзно произнесла замужняя моя подруга. – Чтобы ему… – и смутилась. – Им, то есть…
И потянулась сама расчёсывать мои волосы, чтобы, стоя за моей спиной, прятать от меня своё смущённое лицо. Но Аша-то всё равно строго на неё поглядывала. Не выдержав напряжённой тишины, вдруг спустившейся между нас, я осторожно сжала пальцы дочери Саралы. Та, мигом поняв, спросила уже как бы между прочим, весело даже:
– А что там за шум был с твоей стороны деревни, Прия? Там кто-то вскрикнул ночью, тихо, кто-то бегал, да ещё кто-то играл на флейте.
Сказала, чтобы беседу поддержать, да впрочем, и меня саму это вдруг заинтересовало, уж лучше спросить что-нибудь, только бы не думать о приближающейся ночи и неизвестности, да ещё и вместе с жестоким и равнодушным Поллавом:
– Ох, а я и не слышала.
– Крепко, значит, спала, – улыбнулась мне Аша, на миг пальцами легонько сжав мои щёки, в глаза мне ласково заглянув. – Да это и хорошо.
– Ночью сегодня спать не будешь, – ляпнула серьёзно болтливая Прия.
И, наверное, опять смутилась: вон как на неё свирепо посмотрела замужняя наша подруга. Но, впрочем, дочка Манджу тут же добавила:
– А грустно, что ты не слышала. Эти звуки флейты… ах, эти звуки флейты! Никогда прежде не слышала ничего подобного! Интересно, кто бы это мог быть? Кто-то из музыкантов, пришедших на свадьбу Кизи, наверное. У нас никто вроде бы не умеет так играть.
– Это играл Садхир! – радостно доложила Прия. – Он играл!
– Надо же! – восхитилась Аша, щёки мои ладонями сжала. – Я даже немного завидую тебе, Кизи: у тебя, оказывается, даже два мужа – чудесные музыканты.