Три мужа для Кизи

Сибасур тяжело вдохнул, глубоко, выдохнул шумно. И решился. И новым оружием удар попытался нанести:

– Грех оставления беспомощного, который ищет у тебя защиты – один из пяти самых страшных грехов.

– У людей лишь, – криво усмехнулся мужчина.

– И у воинов, – твердо сказал юноша.

– У воинов принято видеть настроение соперника или врага. У взрослых людей есть привычка приглядываться к настроению и желаниям других, – отрезал Ванадасур. – А ты, мальчишка, думаешь только о своих желаниях. И видишь только свои чувства. Уходи, юнец! Мне противно видеть тебя и слышать.

Шумно выдохнув, юноша поднялся. Меч свой выдернул. Подобрал ножны. В ножны оружие вдел.

– Хорошо, – сказал он необычайно серьёзно, – сегодня я проиграл. И, может, потому, что действовал неосмотрительно в прошлом.

Ванадасур, выдохнув с облегчением, уже повернулся к противникам, складывая ладони на уровне груди – как равных благодаря их, что не напали на него, покуда отвлекался. В этом ему повезло с ними.

Но в спину ему полетело тихое, полное яда:

– От полукровки слышу!

– Ты… – взрослый асур шумно выдохнул, но оборачиваться на попугая этого крикливого и пёстрого счёл ниже своего достоинства. И так уже не утерпел, сорвался, не выставил сразу малолетнего хама. – Ты так и не повзрослел, мальчишка!

– Я повзрослел, – серьёзно ответил Сибасур. – Хоть ты и не хотел, но преподал урок хороший для меня, Ванадасур. Урока твоего я никогда не забуду.

И, запоздало сообразив, что часть науки упрямый отрок таки из него выбил, поморщился мужчина-асур.

А юноша продолжил, подчёркнуто насмешливо – они оба поняли, что он лишь притворяется весёлым, хотя настроение ужасное у него:

– Но, впрочем, смеяться над врагом пристало взрослому воину. С этого дня ты – враг мой, Ванадасур. И сестру мою, подобную голубому лотосу, взять в жёны ты не достоин. Я мужа лучшего ей найду, чем ты. Того, кто её одну в беде не оставит.

Ещё шагов десять юноша прошёл, добавил тихо, то ли к себе обращаясь, то ли всё ещё говоря с ним:

– И более на коленях меня ты не увидишь пред собою. Или стоящим гордо, или мёртвым лежащим. Сегодня я унизился, но этого больше не будет.

И в тот миг – хотя и на миг всего лишь краткий – залюбовалась нагиня его выпрямлённою спиной и плечами, узковатыми, но гордо расправленными, походкою потяжелевшей, твёрдою ставшей. Уже не хищник. Уже не зверь. Уже родившийся воин. С родившимся стержнем и характером.

Хотя потом она призадумалась, не будет ли Сиб однажды мстить и её мужу? Полукровка юный ещё и телом слишком не вырос. Да, может, суждено ему остаться таким, невысоким, худым, узкоплечим. Но ловким. И злым. Змеи невероятно гибки. Летать не могут, но не потерпят, если наступить на них. Взлетят тогда от гнева – и зубами в плоть обидчику вопьются.

«Он… что за примесь крови у него? – подумала нагиня с любопытством. – Кровь звериная, быть может? Или… змеиная?..»

А Сибасур уходил, серьёзный, как никогда прежде. Разве что тогда. Тогда ещё новорожденный. Или когда он умирал на берегу Ганги. И несколько раз ещё, когда не сумел отличить равного соперника от сильного – и ошибки те едва не стали для него смертельными.

«Но я стану сильным! – сердито подумал юноша. – Я не был сильным, но я стану им!»

Пройдя ещё несколько шагов, ещё молвил, ещё несколько капель яда добавляя:

– Велика честь для воина: в беде бросить слабую женщину!

Мужчина и тут на месте устоял, не оборачиваясь.

– А кто твои враги – ты вообще не видишь, – добавил Сибасур уже тише. – А увидишь – поздно будет. То урок твой будет от меня.

Шумно выдохнул воин разъярённый – достал-таки малец до струн его души, да грубым ударом пальцев мелодию сыграл на ней, протяжную, резкую, тяжёлую, неприятную.

Да, впрочем, мальчишка назойливый словами только кидался. И уходил уж наконец.

«И замечательно! – подумал мужчина, которого так грубо оторвали от дела и высмеяли со всех сторон. – Уж лучше б ты ушёл насовсем, Сибасур! Уж лучше ты воином слоняться будешь вдалеке где-то, чем учеником с собачьими глазами возле меня»

Что-то легло ему на плечо. Он резко обернулся. Но, впрочем, меч свой вовремя остановил, над ладонью нага, лёгшей ему на плечо.

– Внимания не обращай, – серьёзно посоветовал Ниламнаг. – Если мальчишка – один из отпрысков или потомков Бриджешаракшаса, то он мог родиться таким же глупым и безумным, как и тот.

Нагиня задумчиво волосы оправила, многозначительно браслетами запястий прозвенев.

Муж её внимания не обратил. А вот дэв, намёк поняв, тоже ступил к Ванадасуру, изображая дружелюбие:

– Мерзкий Бриджеш много сыновей и потомков мог иметь. Он похоть свою удерживать не умел вообще. И мало кто сумел его, разгорячённого, прогнать от жён и дочерей своих. И некоторые даже не смогли уберечь от него своих матерей. Девочки, монахини, вдовы, одинокие, чужие возлюбленные, больные и здоровые… мерзкий Бриджешаракшас хватал всех без разбору, кто хоть немного приглянулся ему. Хотя, впрочем, надеюсь, что не столь уж и много отпрысков его осталось, сколько я тут подумал, напуганный.

– Напуганный? – насмешливо вскинул бровь асур.