Три мужа для Кизи

И я, опираясь о стену, видела в окно и в проход, когда ветер, танцуя вслед за музыкой, поднимал занавесь, танцующих девушек и женщин. Потрясённо смотрела на них. На лица знакомые и незнакомые.

Я их с самого моего рождения видела. Но… такими я их никогда не видела! Так увлечённо кружащимися, когда их пышные, длинные юбки разноцветными цветами распускались вокруг их ног. Когда развевались распущенные волосы девушек. И изящными, тяжёлыми змеями поднимались и опускались, извивались косы женщин. И так изящно двигающими руками, показывающими диковинные узоры из пальцев. И когда диковинными драгоценностями блестели их глаза, счастливые-счастливые глаза. И у тех, кто был весел почти всегда. И у тех, кто часто печалился. И у живших более-менее спокойно. И у тех, на кого в последние дни или годы свалилось много несчастий.

Сверкали драгоценностями яркие, тёмные, блестящие глаза. И распускались цветами яркие юбки вокруг их ног. Летали, сплетаясь в диковинные узоры, их руки…

Ритм сменился, Мохан опять стал протяжно тянуть звуки или часть из них, быстро-быстро повторяя:

Са са рэ ни… рэ са… па ба ба ба… ре са… па ба ба ба… ма да рин рин рин на ри ра ра ра рин рин да да да рин рин да да да рин рин да да…

Я растерянно поднялась, опираясь о стену. Видела в окно, как движутся девушки и женщины вокруг моего дома, охваченные пламенным желанием танцевать. Захваченные в плен музыкой, то медленной и тягучей, то быстрой-быстрой. А голос музыканта зачаровывал не меньше, протяжный и звонкий или быстрый, торопливый, хрипловатый.

Снова сменив ритм, он запел, нежно растягивая:

Из звона браслетов, одеваемых невесте,

Однажды родится новая жизнь.

Из танца, рождённого изгибами твоего тела,

Родится моя любовь,

Из звука капель воды, опадающих с твоих запястий.

Из звука моего голоса ты услышишь моё признание.

Музыка – вся моя жизнь, и вся моя душа – это музыка.

Песня складывается из чьей-то жизни.

Песня красавицы станет началом новой любви и новой жизни.

Без музыки всё несовершенно.

Без музыки всё несовершенно!

Оум… великий Шива, поднимая руку,

Со звучанием своего барабана

Сотворяет или разрушает миры.

Оум… без звона её браслетов Шива

Становится всего лишь трупом.

Без музыки всё несовершенно.

Музыка – начало и конец всего.

Без музыки всё несовершенно.

Лепет младенца – вот музыка новой жизни.

Разбитое сердце поэта рождает печальные песни,

Песни о гибели его любви и его конце.

Без музыки всё несовершенно.

Без музыки ничего не происходит.

С музыки всё начинается.

С музыки всё закончится.

С музыки всё начнётся сначала.

Оум…

Пока сердце моё живо,

Оно трепещет от музыки.

Оум…

Когда звучит музыка,

То вся Вселенная начинает танцевать!

Оум… Всё танцует, услышав музыку.

Оум… С музыки начинается жизнь.

Оум…

Мужчины всех возрастов тоже подошли, привлечённые непривычными звуками и звоном многочисленных браслетов, разноцветными всполохами ярких пёстрых юбок, видными меж домов. Но мужчины стояли в стороне, растерянно смотря на своих женщин: на своих жён и дочерей, зачарованно танцующих под звуки вины и голос молодого музыканта, то протяжный и нежный, то торопливый и хриплый.

Сверкали драгоценностями яркие, тёмные, блестящие глаза. И распускались цветами яркие юбки вокруг их ног. Летали, сплетаясь в диковинные узоры, их руки…

А музыкант пронзительно пел, так, что его уверенность переходила и всем:

Оум…

Без музыки всё несовершенно.

Без музыки всё несовершенно…

Оум…

Оум…

Оум…

Снова быстро перебирал струны, заставляя женщин деревни, собравшихся вокруг дома, неистово кружиться, яркими пятнами заполняя всё пространство, заставляя бешено звенеть серьгами и браслетами. Заполняя воздух выше полупрозрачными шалями. Да блестящими брызгами вышивки, маленьких круглых зеркал, блестевших на солнце. А у кого-то из богатых семей – золотыми и серебряными нитями. Ярко блестели на солнце золотые украшения и драгоценные камни в них. Но ещё ярче и ещё красивее блестели глаза танцующих женщин.

Я смотрела на них, смотрела, смотрела…

И вдруг сама оторвалась от стены, ступила в центр дома, на свободное место. Первые шаги делать было больно, и я, кажется, хромала. Но, стоило мне поднять руки, изгибаясь вслед за плавными переливами музыки, да стоило мне начать переплетать пальцы в диковинных узорах на уровне груди, шеи и, поднимая выше головы, стоило перекружиться несколько раз, увидев всполох яркой голубой ткани, начавшей развеваться вокруг моих ног…

То странное чувство, когда только что была едва живая от боли, когда всё тело было страшно измучено и болело, но… но музыка поглощала моё тело, заставляя боль исчезнуть или на время отойти куда-то в сторону. Музыка захватила моё сознание и всё моё тело.

Мохан не видел меня. Он всё ещё сидел, погрузившись в свои знакомые ритмы и любимые звуки. И никто из жителей деревни не видел меня снаружи. А если бы мельком увидел в окне, то, может, и не заметил среди развевающихся юбок и концов дупатт у женщин, танцующих снаружи. Я танцевала для себя. Я танцевала захваченная музыкой. Весь мир вокруг, вся жизнь стали вдруг совершенно не важны.