Три мужа для Кизи

Пять дней прошло, пока я не смогла снова ходить спокойно, пока не окрепла хоть чуть-чуть. Одна из соседок, та самая жена отшельника, заботливо ухаживала за мной. Я удивлялась, почему Сарала вдруг так изменилась ко мне, но спрашивать не осмеливалась. Да и Сарала ничего о том не говорила. Но приносила и степенно растирала лечебные травы, готовила еду первые два дня, пока мне было совсем тяжело вставать. Потом я стала просить её дать мне самой готовить. И обычно она соглашалась. Хотя за водой мы ходили вместе. Как будто она боялась, что я сама не донесу потяжелевший наполненный кувшин.

Дядя и братья-музыканты договаривались о свадебных обрядах и ходили покупать всё необходимое. Сарала бодро рассказывала, как они нашли музыкантов, как закупили все шестнадцать предметов, необходимых для облачения невесты, как ходили за священником, который обряд главный проведёт. И в соседней деревне успели сыграть на свадьбе и что-то там даже заработали. Хотя им самим для своей свадьбы музыкантов искать было тяжелей. Да и непривычно, наверное. Но я, впрочем, не расспрашивала, да и они сами о том не рассказывали.

Она считала, видимо, что для меня счастье – стать женой этим музыкантам. Да, собственно, никто больше и не хотел брать меня в жёны. А участь нищенки или женщины, продающей тело всем подряд за деньги, всем нужной и совсем никому не нужной одновременно, меня пугала. Лучше хоть как-то замуж, чем совсем остаться одной. И я притворялась, будто с интересом слушаю, как идёт подготовка к свадебным обрядам.

Дядя заходил на третий день, когда я второй раз пришла в себя. Вошёл молча. Не приблизился. Резко села, невольно поморщившись. Я помнила, что он хотел меня забить до смерти. Он помнил, что я хотела его задушить. Да и как о таком забудешь?!

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга и, кажется, неприязнь светилась у обоих в глазах, но взгляда не отводил ни один. Да и… боялась я отвести взгляд – вдруг тогда пропущу новый его удар? А у меня до сих пор тело ещё болит, хотя и уже не так. Но новых побоев не хочу получить.

Он молчал, и я молчала. Я не знала, что ему сказать. Да и не понимала, зачем пришёл он? А Сарала, к моему ужасу, как раз недавно отошла, в своём хозяйстве что-то сделать. И тут уже Яш вдруг вошёл. И даже моих женихов поблизости не оказалось. Даже Мохана! А уж Мохан-то часто заглядывал, чтобы узнать, как я.

Да и… если я заговорю, то выдам мои мысли и своё отношение к брату отца. Выдам прежде, чем он выдаст свои. Уж лучше пусть жестокосердный дядя не знает, что я чувствую и что думаю. Пусть сначала сам покажет, ради чего пришёл. Или хотя бы покажет, так ли сильно меня ненавидит, чтобы накинуться на меня прямо сейчас?..

– Как твоё здоровье? – спросил наконец Яш.

Про сестру ничего не сказал. Да и что говорить? Я видела, как Ванада швырнул её в реку. В бушующую реку, во время ненастья. Кто сумеет выжить после такого?

Выдавив из себя улыбку и сложив ладони на уровне шеи, ответила:

– Благодарю вас, дядя. Я поправляюсь.

– И хорошо, – сказал родственник серьёзно. – Скоро уже начнём свадебные обряды.

И, повернувшись, ушёл.

Так ничего и не сказал про Ишу.

Я не ругалась ему вслед. Я просто смолчала. Старалась не плакать, пока он не отойдёт подальше от моего родного дома. Дома, который вскоре перестанет быть моим и каких-то других людей приютит.

Лежала и плакала на моей подстилке. Жаль, безумно жаль было мою сестру! Но… но теперь её нет среди живых. И больше тягот судьбы уже и не коснётся её. А она при жизни была доброй, моя сестра. Так что, наверное, недолго ей придётся терпеть в аду. Может даже, она в раю отдохнёт подольше до нового своего рождения.

А дни текли. И подготовка к свадьбе шла полным ходом. Но я смирилась уже с моей судьбой. Просто лежала и в последние дни оглядывала мой отчий дом, стремясь запомнить каждую его чёрточку, до того, как навеки его покину. Да и что поделаешь? Это судьба всех дочерей: дочери приходят к родителям на время, чтобы затем уйти в другую семью. Чтобы родить новых дочерей, которые спустя какое-то время уйдут уже от них. Я просто живу, как живут все люди. Как все плачу и страдаю. Хотя мысли, что другие страдают так же или похоже, меня вообще не утешают. Но что уж тут поделать!

Яш явно считал, что он выдаёт меня замуж. Братья-музыканты же, похоже, считали, что пробуют меня убедить. По крайней мере, я подозревала такое намерение у старшего из женихов. Наверное, ему было выгоднее, если я уйду за ними добровольно и лягу с ним добровольно, и вообще не буду пытаться сбежать, смирившись с моей судьбой. И волновало его явно не моё отвращение к нему или к ним всем, не мой страх или отчаяние, а то, что если я буду пытаться сбегать, то им придётся потратить время, чтобы за мною бегать и искать, и тащить обратно. Время, которое они могли бы потратить на тренировки или выступления.

Но, впрочем, мне сбегать было некуда. Даже отсюда, пока я последние дни укрывалась в стенах родного дома.