Три мужа для Кизи

– Значит, Сохэйл был благородным героем, – торопливо добавила и примиряюще улыбнулась, – раз тебе так хочется походить на него.

Шумно выдохнув, юноша обиженно спросил:

– А ты совсем не подумала, что это я могу быть тем самым героем Сохэйлом?

Чуть помолчав – ученик Ванады сердито смотрел на меня из окна – тихо добавила:

– Если бы ты был тем Сохэйлом, то тебя не стали бы звать Сибом. Как, наверное, тебя твой учитель зовёт.

Сиб страшно помрачнел. И опять осклабился, видимо, надумывал сказать какую-нибудь гадость, хотя и прилично сказать, из окна, в дом ко мне не входя и ко мне не приближаясь. Нет, всё-таки, сердце у него доброе. Хотя бы к тем, кто был добр с ним.

Улыбнулась мрачному юноше:

– Но я уверена, что ты, Сохэйл, сможешь стать благородным героем, как и тот Сохэйл.

– А, может, я уже стал героем?! – проворчал упрямый парнишка.

Вздохнув, призналась:

– Знаешь, я бы очень хотела в это верить. И я вполне верю, что ты им станешь. Но, если б ты уже был известным героем, то Ванада бы иначе к тебе относился и больше бы уважал. Ведь сильные и достойные воины с уважением относятся к другим сильным и достойным кшатриям. Или хотя бы к сильным. Равных не берут в ученики. Только тех берут, кто слабее и младше.

– Вот вредная девушка! – проворчал он и скрылся куда-то за стеной.

Чуть погодя, зашёл уже дядя. И я снова напряглась.

– Только что видел этого жуткого парня близ нашего дома, – сказал Яш, поморщившись. – Что он тут делал?!

Призналась, утаив часть правды:

– Он принёс мне банановых листьев. У меня уже порвались…

– Он только что игрался с коровьими костями! – сердито рыкнул Яш, подходя ко мне и грозно нависая надо мною, сжавшейся. – Люди рассказали!

Робко уточнила:

– Но Сиб только хотел помочь мне!

– А вдруг он и руки не помыл? Трогал кости коровы, а потом срывал и нёс этими же грязными руками банановые листья?! – мужчину передёрнуло от омерзения. – Жуткий парень! Не то зверь, не то человек! Да и смотрит всегда прямо в глаза: и старшим, и младшим. Свирепо так смотрит или насмешливо. Вот наглый сопляк! Никого не уважает. Никого не приветствует.

Серьёзно пообещала:

– Хорошо, мой господин. Я помою листья, чтобы вы не волновались.

– Чтобы я не волновался! – шумно выдохнул он. – Как же! Не станешь тут волноваться!

Я, сжавшись, следила за ним, ожидая удара. Сейчас мы остались наедине. Яш мог бы меня ударить. Если бы захотел. Да и при женихах мог ударить. Только не при Мохане. А Поллав бы, кажется, стерпел, подумал бы, что сама виновата.

– Впрочем, мне наплевать! – проворчал брат отца. – Ты и так уже испоганила свою жизнь донельзя!

И сердито ушёл. Впрочем, едва я успела перевести дыханье, порадовавшись, что он на сей раз сдержался, как родственник опять мрачно и решительно занавесь отодвинул и переступил порог. И я снова испуганно сжалась. Но он сказал уже спокойно:

– Надо бы сегодня тебе угостить женихов. Сядем все вместе в доме, поедим. Ты уж постарайся.

– Понимаю, – кивнула. – Надо бы мне приготовить как можно вкуснее, чтобы они от меня не отказались.

– И верно, – серьёзно сказал Яш и совсем уже ушёл.

А вскоре вернулась и Сарала. И я совсем уже успокоилась. Ну, насколько можно тут успокоиться. Так-то совсем уж успокоиться совсем нельзя.

Гости-женихи уже пришли. Хотя почему-то пришли только самый старший и младший из братьев-музыкантов. И брат отца. И даже староста почему-то явился. И мы с Саралой и её внучками раскладывали банановые листья перед ними. Чтобы поскорее.

Вдруг мужчины как-то напряглись, смотря на выход.

Обернулась. Сиб как раз переступил порог, выпуская занавесь.

Ногти на сей раз он коротко остриг и аккуратно: что на руках, что на босых ногах. Дхоти его опять были на удивление чистые, хотя ещё недавно на земле сидел. Волосы туго связал, чтобы за спиной свисали. Да и с рук его капала вода, видимо, только что он их помыл.

– Это ещё кто?! – проворчал Яш, считавший себя нынешним хозяином дома и вообще главой семьи, ставшей до отчаяния маленькой и так внезапно.

Сиб призадумался. Я его позвала и обещала угостить. Но теперь тут было много людей. Он-то обычно не терпел, ругался на всех. Даже когда не задевали. Но тут вроде его в гости пригласили. Я. Ох, что же мне делать? И выгонять его нехорошо, и дядя зол. Да и знавшие юношу Поллав и Мохан напряглись, так сразу и не понимая, как его представить. Да и не понимая, чего он вдруг пришёл. Или вообще не хотели, чтобы он разделил трапезу с ними? Но почему?! Они-то знали его!

Мне бы оставить право решать мужчинам – им оно и принадлежало. Но, глядя на то, как помрачнел Сиб, как невольно сжались его руки, я испугалась. Вдруг сейчас натворит что?!