Три мышкетёра

– А много ты их видела, колдуний? – ответил Мишель.

– А вот и видела! У нас в деревне была одна. Она была совсем старая и горбатая. Все её очень боялись.

– Так ведь она не всегда была старой, – резонно заметил Мишель.

Их разговор оборвал звук гонга, возвестивший о начале заседания.

Из боковой двери появились трое судей во главе с председателем и заняли свои места на возвышении. Вид у них был неприступный и неумолимый, как сам закон или как безотказная стальная мышеловка. Председатель обвёл мрачным взором собрание. На какое-то мгновение его взгляд остановился на подсудимой. Его судейские брови сошлись на переносице, и я увидел, как несчастная мышка от страха сжалась в комочек.

– Слушается дело "Народ Маусвиля против Марии Гауды, колдуньи", – возвестил секретарь.

Потом поднялся прокурор, чтобы зачитать обвинительный акт. Я следил за ним с большим интересом, обращая внимание не столько на содержание его пламенной речи, сколько на интонацию и жесты, тем более что прокурор не сказал ничего такого, чего бы я уже не знал из слов Мишеля.

Мария Гауда обвинялась сразу по нескольким пунктам: во-первых, в общении с нечистой силой; во-вторых, в том, что околдовала своего будущего мужа с помощью чародейских мазей и кремов, и, наконец, в умерщвлении ничего не подозревавшего богатого супруга тем же самым колдовским способом, а именно с помощью чародейских снадобий. Каждый пункт обвинения, заявил прокурор, подкрепляется свидетельскими показаниями здравомыслящих мышей. Кроме того, у обвинения имеется вещественное доказательство, не оставляющее сомнений в виновности подсудимой.

– Вы готовы предъявить суду это вещественное доказательство? – спросил председатель.

– Разумеется, Ваша Честь, – ответил прокурор. – Это рецепт, по которому был изготовлен колдовской крем. Рецепт был найден в доме подсудимой во время обыска. Если суд позволит, я его зачитаю.

– Мы вас внимательно слушаем, господин Шевротен, – сказал председатель.

Прокурор взял со стола клочок бумаги и зачитал содержание рецепта, который я не берусь воспроизвести слово в слово, но в состав которого входили кровь чёрной змеи, жир чёрного кота и яйца совы, добытые в полночь. Эти компоненты мне запомнились потому, что впоследствии стали предметом продолжительного обсуждения.

– Обвиняемая отрицает, что когда-либо держала этот рецепт в лапах, – сказал прокурор, – но нам известно из достоверного источника, что она не только знала о его существовании, но и изготавливала по нему колдовскую мазь, которой затем натирала тело.

– Вам известно, с какой целью это делалось? – спросил председатель.

– Экспериментально подтвердить моё предположение не удалось, не нашлись желающие проверить действие зелья на себе, но я полагаю, что это средство способно придать телу ту самую лёгкость, которая необходима для того, чтобы колдунья могла подняться в воздух.

– Кто-то видел, как обвиняемая поднималась в воздух?

– Так точно, Ваша Честь. У обвинения есть свидетель, готовый это подтвердить.

Прокурор сделал знак одному из зрителей в первом ряду, тот поднялся и встал на место, отведённое для свидетелей. Это был не очень опрятного вида субъект, с виду напоминавший пивной бочонок. Как вскоре выяснилось, его духовный мир находился в полной гармонии с его внешним обликом.

Почти одновременно со свидетелем из-за стола защиты поднялся другой субъект в строгом тёмно-синем костюме, по всей видимости, помощник адвоката. Он прошёл по проходу, разделявшему зрительный зал на две половины, и исчез за дверью. И судьи, и прокурор оставили его уход без внимания. Их грозные взоры были обращены на свидетеля.

– Назовите суду своё имя, – обратился к нему прокурор.

– Моё имя Мораше, я родом из Бургундии, – представился свидетель и отвесил поклон в сторону возвышения.

– Скажите, господин Мораше, вам знакома подсудимая? – спросил прокурор.

– О да! Очень даже хорошо знакома, – ответил бочонок. – Мы с ней соседи.

– Где именно находится ваш дом?

– Прямо напротив дома покойного господина Гауды, да будет земля ему пухом. Безотказная была мышь, всегда составит компанию страждущему.

– Куда выходят окна вашей спальни? – перебил его прокурор.

– На улицу.

– Из них виден фасад дома ныне покойного господина Гауды?

– Как на ладони.

– Расскажите суду, что вы видели в первую субботу этого месяца, в районе полуночи.

– В первую субботу?

– Да. Где вы находились в ту ночь?

– Дома, ясное дело. В полночь я всегда уже дома. Большинство заведений работают только до одиннадцати.

– И что вы делали?

– Что делал?

– Да.

– А что может делать одинокая мышь в полночь?

– Вы сидели у открытого окна? – подсказал ему прокурор.

– Точно! Я сидел у окна.

– И что вы увидели?

– Сижу я, значит, у окна, любуюсь на звёзды. Вдруг вижу, из трубы показывается голова соседки, мадам Гауды, а за ней – вы не поверите – и сама мадам Гауда. Совершенно голая. Буквально в чём мама родила. Из всей одежды только метла. Это я поначалу подумал, что это одежда. Потом-то я, конечно, понял, что не одежда это вовсе, а транспортное средство. Выбралась она, значит, на крышу, оседлала метлу и полетела.