Три напрасных года

Весь в напряжении, понтон за понтоном осматриваю свой край, сетуя, что на ногах гады, а не спортивные тапочки — гремят как подковы по булыжнику. Внимание — помещение! Мельком глянул в иллюминатор, чтобы не служить мишенью. Открыл дверь, выждал, сунул в проход дуло автомата. Хотел спросить: «Есть кто?», но почувствовал, что голос не слушается и наверняка сорвётся. Заглянул — моторное отделение насосной. По трапу в шесть балясин спустился вниз. Не торопясь осмотрел все углы, пытаясь обнаружить следы присутствия человека.

По понтону топот над головой. Боцман в дверях:

— Что у тебя?

— Всё в порядке. Насосная — хочу узнать, давно ли здесь люди были.

Боцман ушёл, а я ещё некоторое время бродил по моторному отделению, пытаясь понять его устройство и назначение оборудования.

Снова топот по понтону. Коля Сосненко с гаечными ключами.

— Что смотришь, собака, давай снимай.

— Что снимать?

— Ну, хотя бы трубки высокого давления.

Сам принялся скручивать форсунки.

— Пойду, оружие сдам, — буркнул я, так как не был горячим поклонником воровства.

Коля принёс форсунки и трубки, и пошёл ещё что-то скручивать, а я добровольно сел за чистку бывшего Никишкиного автомата и соврал старшине:

— Командир приколол.

Посчитал, что враньё меньший грех, чем воровство. Откуда это в людях — тащить всё, что плохо лежит? Они ведь ему и даром не нужны. Нет, конечно, подходят эти запчасти к нашему ходовому. Но ведь обходились без них, так зачем же грех на душу брать? А ещё годок — месяцы до приказа считает. Украл, должно быть, для того, чтобы сноровку не потерять — скоро на гражданку.

На ночь мы отошли — писатель-маринист сказал бы: мористее — подальше от берега на безопасную глубину. Встали на якорь, включили РЛС. Поскольку были не на границе, и от командира не было указаний, Сосненко завалился спать. Значит, мне предстояло бдеть всю ночь. Цилиндрик, глядя на моего старшину, зевнул и предложил:

— Побдишь?

Знал он, что с его «Донцом» управляться умею — сам учил. Только в последнее время он ко мне не обращался и не звал подменить. А виной тому был инцидент. Отвечая на моё горячее желание освоить его специальность, Цындраков охотно объяснял все особенности и нюансы локационной техники. И однажды, как бы, между прочим, попросил:

— Антоха, я вот тут с тобой вожусь — а не поможешь ли ты мне?

— Конечно, — отвечаю.

— Тогда сходи, помой гальюн.

Я бы пошёл и помыл — человек-то действительно мне не отказывает. Но боцман присутствовал при разговоре. Он поднялся во весь свой богатырский рост перед коротышкой Цындраковым:

— Пока я боцман на катере, каждый будет заниматься уборкой в предписанном ему боевым номером месте. Ясно?

Теслика видно очень задевало, что я не участвую в авральных работах на верхней палубе. Да, действительно по боевому расписанию я занимаюсь уборкой в машинном отделении и ещё в ахтерпике, где рулевые рычаги и блоки, и где кроме меня никто не бывает. Радист наводит чистоту в крошечной своей рубке и большой каюте командира. Шеф на камбузе. Метрист — в рубке и гальюне. На всю огромную палубу остаются два уборщика — боцман и комендор. Но бывают моменты — когда палубу и надстройки следует освежить перед визитом гражданских лиц или больших командиров. Тогда боцман пользовался своим правом — объявлял аврал и выгонял всех на мытьё катера. Сосненко считал это прогибом перед начальством и всеми силами противодействовал — сам не выходил и меня удерживал под любым удобным предлогом. Впрочем, когда его не было, я всегда с удовольствием участвовал в авралах. Ведь предчувствие праздника бывает порой интереснее самого.

Так вот, боцман однажды не позволил Цилиндрику переложить на мои плечи заботу о чистоте в санитарном узле катера, а тот перестал давать уроки по освоению РЛС. Впрочем, включать станцию и настраивать картинку я уже умел. И многие цели распознавать научился по характеру поведения на водной глади.

— Побдишь? — предложил Цындраков и удалился в пассажирку, свой персональный кубрик.

На боевом посту у меня работал дизель-генератор — делать там было нечего, кроме уборки, но я ещё утром в базе её спроворил. Сел в кресло метриста, включил РЛС, развернул картинку. Сразу обнаружил цель — в четырёх милях севернее. Хорошая засветка — как ПСКа.

— Смотри, боцман, — говорю — Гераська неподалёку шляется.

Теслик глянул на экран:

— Похоже, но не должен. Он сейчас в базе лодками торгует.

— Прям-таки торгует?

— Ну, может, на водку меняет. Что ему здесь делать? А ты понаблюдай.

— Я наблюдаю. Цель неподвижна.

— Ну, пусть себе — утром досмотрим. А если дёрнется куда — буди Таракана.

Из камбуза поднялся Курносый со сковородой жареной картошки.

— Хохла будил — ни чистить, ни жарить, ни есть.

Хохлом у него был Ваня Оленчук, который тут же и притопал.

— Слышь, Вано, — говорю. — Свяжись с 68-м — это они напротив сопки Лузанова болтаются?

Рогаль сходил в радиорубку, просунул в окошечко трубку от радиостанции «Сокол — МЗ» и вернулся в ходовую. В одной руке ложка, во рту картошка, другой рукой жмёт тангенту трубки:

— Шестьдесят восьмой, шестьдесят восьмой, я шестьдесят девятый, прошу на связь.