И повалила свиная орда на бедняцкие огороды. Всё подряд ногами топчут, всё подряд рылом выворачивают. Выбежал из шалаша старик с палкой. А на секача и с дубиной – попробуй, пойди! Машет палкой старик, кричит на кабанов:
– Что ж вы творите, ироды проклятые?! Эх, пропали мы теперь, пропали – всю зиму будем голодать…
А кабаньей стае – какое дело до того, что он кричит? Кабаны, знай, по огородам скачут, людское добро в навоз переводят. Не выдержал Степан, накинулся на вепрей, начал их с огородов прогонять. Поднялся тут чёрный вихрь и чей-то злобный голос на самым его ухом прохрипел: «Глупец!» Разъярились секачи – добро бы, человек за свои огороды вступился, а то такой же зверь лесной, как и они сами. Со всех сторон накинулись на него, словно бес в них вселился, своими клыками исполосовали его бока так, что живого места не осталось, и убежали в лес.
Весь в крови, еле поднялся Степан-вепрь на ноги и кое-как поплёлся в чащу. И когда силы его уже почти покинули, увидел он лесной ручей, бегущий в тени кустов. Три дня скрывался он в гуще леса, выходя лишь попить воды да омыть ею раны. На его счастье, вода в ручье оказалась целебной – к исходу третьего дня от ран и следа не осталось. Но Степан понимал, что неспроста ему от кабанов досталось, что всё это – проделки злой ведьмы Нужды. И если он и дальше будет ей противиться, то она и в самом деле может наслать на него беду ещё и похуже.
Выздоровев, Степан-вепрь снова отправился бродяжить по лесу, хоронясь и от людей, и от кабанов – теперь он и к тем не мог вернуться, и к этим ему уже не прибиться. Питался кореньями и дикими яблоками, постоянно думая, как там сейчас у него дома? Сыты ли дети, здорова ли жена? Что может быть хуже, ничего не знать и не иметь возможности помочь?! И снова пришли на ум мысли о том, что надо бы уступить злой ведьме, что надо сделать так, как хочет она. Забрёл он в дальнюю чащобу и вдруг услышал чьи-то крики:
– Помогите! Помогите! Волки! Напали волки!
Степан и сам не понял, как, не раздумывая, со всех ног бросился в ту сторону, откуда доносились голоса. Выбежал он на большую поляну и увидел насмерть испуганных детишек, сбившихся в кучу, и окружившую их стаю волков. Как видно, те в лесу собирали грибы и ягоды, и нечаянно забрели в эту волчью глухомань. А волки зубы оскалили, лёгкой поживе радуются, того гляди детей растерзают. Понял Степан-вепрь, что и тут не обошлось без ведьмы Нужды Беспросветной, что опять он должен выбирать – или смотреть, как звери расправятся с беззащитными детьми, или вступиться за них.
Не стерпела его душа, и с громким рыком вепря накинулся он на серых разбойников. Но те тоже оказались зверями матёрыми, сильными и проворными, с острыми, крепкими клыками. Злые и голодные, они и его самого разорвать были готовы, думая, что дикий кабан пришёл отнять у них добычу. Долго Степан с ними бился. Снова от головы до хвоста был искусан и изорван. Правда, и волкам не поздоровилось. Кто-то с поджатым хвостом ускакал в лес на трёх лапах, кто-то и вовсе остался валяться на поляне, поддетый клыками секача. И снова Степан-вепрь поплёлся к уже знакомому целебному ручью, чтобы там залечить свои раны. Раны и эти он залечил, душу чем излечить?! На душе лишь тоска и кручина – ведь уже почти неделя прошла, как он в облике дикого зверя живёт в лесу. И никак ему не удаётся сделать так, чтобы угодить злой старухе, чтобы вернула она ему человеческий облик. Но как это сделать, как переступить через себя? Ведь даже став вепрем, не утратил он души человеческой…
И решил Яков остаться у ручья, никуда от него не уходя. Вода в ручье есть, желудей на дубах в достатке, прокормиться можно. А там, глядишь, может быть и сжалится над ним судьба? Но, как видно, Нужда Беспросветная ни на минуту о нём не забывала. Дня через два утром услышал Степан звук охотничьих рогов и лай собак. Понял он, что это царь со своей свитой выехал на охоту, и теперь ему надо думать, как бы ноги унести. А то ведь затравят его собаками и заколют охотничьей рогатиной – чего ещё ждать дикому зверю от охотников?
Но будь на месте Степана обычный дикий кабан, он бы побежал наутёк куда понесут ноги, и неминуемо был бы настигнут сворой гончих. А Степан-вепрь мог думать и размышлять по-человечески, и поэтому решил пойти на хитрость. Побежал он по ручью навстречу охотникам, чтобы сбить собак со следа, а потом выбрался на берег и кинулся в сторону болота, где схорониться было легче лёгкого. Всё, как он задумал, и вышло. Добежали собаки до ручья, пометались взад-вперёд и, не найдя следа, отправились дальше, искать другую добычу. Казалось бы, на этом и делу конец. Но не тут-то было! Свежий след вепря заметил подручный главного царского егеря, и тут же сообразил, что секач где-то рядом. А что, если никого не известив, самому настигнуть кабана и добыть его единолично, старым охотникам на зависть? Ведь тогда его и в настоящие егеря перевести могут!