У Степана-ворона над самым ухом кто-то тут же проскрипел: «Не вздумай лезть, куда не просят!» Однако сколь ни бит был он прежде, в облике кабаньем, но и теперь не утерпел. С громким карканьем сорвался Степан-ворон с дерева, когтями вцепился путнику в плечо и клювом крепко ущипнул за ухо. Вскрикнул тот и вскочил на ноги. А злодеи-то – вот они, уже прямо перед ним. Зубы оскалили, их острые ножи сверкают… Но не сплоховал путник – тёртым калачом оказался. Схватил свой посох, и давай их со всего размаху угощать! Те и ножи побросали, и, хватаясь за голову, кинулись наутёк. Тут же в лесу раздался злобный хриплый вой, а по лесной дороге пробежал чёрный вихрь
Степан-ворон сразу же, не мешкая, поспешил скрыться в ближайшем орешнике. Знал он, что не поздоровится ему теперь. А вороны и в самом деле рассердились не на шутку – что это за дурак, который спас какого-то там человечишку и оставил их без обеда?! Кинулись они в погоню за Степаном, грозя и когтями его исцарапать, и клювами исклевать, общипав до последнего пёрышка, да только он сумел затаиться так, что зря они чуть не до самого вечера искали его по всему лесу. А как только суматоха утихла, да ещё и свечерело, Степан – тишком, украдкой, от берёзки – к берёзке, от осинки – к осинке, выбрался в чистое поле, и полетел прямо в стольный град. Летит и думает: «Эх, глянуть бы на свой дом, проведать, как там мои поживают?..»
Отправился он на тот край города, где на ремесленной улочке стоял его дом, залетел во двор, сел на изгородь и увидел, что дверь и окна досками заколочены, во дворе тихо и пусто, как на кладбище. И ни у кого не спросить, ни от кого не узнать, где сейчас его жена с сыновьями и дочкой. Горько ему стало, и закричал он в крайней горести:
– Где моя семья? Куда они ушли?! Что с ними сейчас?!!
Только люди-то слышат одно лишь воронье: «Кар-р-р! Кар-р-р! Кар-р-р!» Услышав это, выбежал сосед, стал в него камнями кидать, приговаривая:
– Улетай, проклятый ворон! Улетай! Нечего нам несчастья накликать!
Поднялся Степан, и полетел к старой берёзе, что росла неподалёку. В гуще её ветвей скоротал ночь, а с рассветом полетел искать свою семью. Решил так, что будет летать над городом до тех пор, пока кого-нибудь не увидит. Так и сделал. Долго он кружил, то над улицами и переулками, то над садами и огородами, то над речками и озёрами. Но нигде-нигде никого из своей семьи найти ему не удалось. Утомившись, ближе к полудню сел он немного передохнуть в чьём-то саду на старую яблоню. Глянул, а в тени под яблоней стоит детская кроватка, в которой недвижимо лежит мальчик, похожий на его старшего сына. И сразу же он понял, что ребёнок очень болен и жить ему осталось совсем немного. Горем убитая мать ребёнка увидела ворона и заплакала:
– Ну, вот уж и чёрный ворон прилетел. Знать, смерть совсем уже близко…
Хотел Степан улететь, чтобы упрёков напрасных не слышать, но тут до его слуха донёсся тихий шёпот яблони, человеческим ухом неслышимый:
– Если сорвать мой плод, что прямо над ребёнком висит, и дать ему отведать, в тот же миг уйдёт болезнь и смерть.
И понял тут Степан, что снова ему придётся выбирать: или улететь и этим заслужить благосклонность Нужды, или помочь больному, и ещё больше её разозлить. К тому же, снова услышал он шипение ведьмы: «Не смей своевольничать!» Но, подумал он, подумал, да и решил: «Не быть по-твоему, ведьма проклятая! Как я потом своим детям в глаза глядеть буду?» Спустился он пониже, сорвал клювом яблоко, и бросил его к изголовью больного. Удивилась женщина увиденному, и одолели её тяжкие сомнения: а к добру ли взять яблоко, сорванное вороном? Для чего это он сделал? Но, поразмыслив, как видно, решила, что хуже уж, наверное, и не будет. А яблоко-то, может быть, и ко благу? Дала она его сыну. Тот с трудом едва смог надкусить яблоко, но на его щеках тут же заиграл румянец. Ещё раз откусил он от яблока – ушла из тела лихорадка. А откусил третий раз – сам поднялся с постели, словно и не болел никогда. И в тот же миг где-то в стороне словно кто-то хрипло застонал, а по улице пролетел чёрный вихрь. Обрадовалась мать чудесному выздоровлению сына, от счастья ног под собой не чует. Хотела поблагодарить ворона, да только он уже улетел неведомо куда.
Летит Степан-ворон над людными улицами городскими, а сам размышляет про то, что если ещё раз сделает не так, как этого хочет ведьма, то превратит она его в козявку неприметную. Тогда уж – точно, никого не сможет найти, ни жену, ни детей. Поэтому, пока не найдена семья, может быть ему и в самом деле ни в какие дела больше не ввязываться? Может быть, хватит злить ведьму, и заречься от добрых дел?