Три небылицы за постой

Людям-то, конечно, от того, что сражение закончилось даже не начавшись, только радость, а вот воронам, которые ждали сечи кровавой, горесть одна. Стали они разбираться: что это за дурак, который помешал начаться войне? А на султанской стороне тоже вороны горемычатся. Ищут того супостата, что выклевал глаз паше и не дал начаться битве. Ищут те, ищут эти… И как-то так вышло, что султанские вороны посчитали виновными царских воронов, а царские – султанских. Слетелись они над полем, и давай меж собой драться. Перьев друг из друга нащипали – хоть перины набивай. Как будто на поле чёрный снег выпал. Так с той поры оно и стало называться Вороньей Сечей.

А Степан-ворон летит к стольному граду, и заранее знает, что теперь не миновать ему превращения в какую-нибудь козявку. Но всё равно надеется, что пока он в облике ворона, пока может летать, вдруг ему удастся разыскать жену и детей? Хоть бы краем глаза кого-то из них увидеть, хоть бы что-то о них узнать. Пролегал его путь мимо царского дворца, и как только он с ним поравнялся, то сразу почувствовал, что отчего-то не стали держать его крылья. Камнем полетел он к земле, и упал на траву дворцового сада. С трудом поднял голову, и тут же увидел трясущуюся от злости Нужду Беспросветную. Правда, сразу же заметил и то, что с той поры, как видел её в последний раз, намного хуже она стала. И исхудала до костей, и глаза ввалились, и сгорбилась вдвое, против прежнего.

– Ну, что, Степан, я гляжу, ничему тебя жизнь и кабанья, и воронья не научила? – скрипит злая ведьма. – Всё своевольничаешь? Стань же тогда муравьём, и оставайся им до скончания дней своих. А осталось тебе жить – всего три дня и три ночи.

Завыла она, замахала руками, топнула ногой, и прилетевший чёрный вихрь закружил ворона, обращая его в муравья. Старуха исчезла, а Степан оказался в густом, дремучем лесу. Сразу-то и не сообразил, что лесом для него стала трава, растущая в саду. Стоит он в этой травяной чащобе и думает: что же теперь делать? Куда и зачем идти? И тут вспомнилось Степану-муравью, как когда-то рассказывали ему про волшебный цветок, способный разрушить злые чары, который растёт в царском дворце,. И решил он идти искать тот цветок. Правда, будь он человеком, до дворца от этого места дошёл бы меньше, чем за полчаса. А муравью, прикинь, и дня с ночью на этот путь маловато. Но деваться-то некуда, надо идти. И он пошёл. Не описать словами, сколь нелёгок и труден оказался этот путь, сколько всяких опасностей подстерегало его на каждом шагу. Ведь его растоптать мог даже кроха-воробей… Два раза на него чуть не наступил царский садовник, раз пять – гулявшие в саду придворные …

Лишь на следующий день добрался Степан до царского дворца. По его стене взобрался наверх, увидел перед собой открытое настежь окно каких-то богато убранных покоев. Смотрит, служанка там убирается, пыль стирает, шторы поправляет. Кончила работу, открыла шкатулку и, смеясь, начала примерять драгоценные украшения. Только этот смех ей очень скоро слезами обернулся. Нитка жемчужного ожерелья отчего-то вдруг лопнула, и весь жемчуг рассыпался по полу. Испугалась служанка, расплакалась, стала его собирать, а тут и её хозяйка вошла – то ли княгиня, то ли графиня. Как узнала эта благородная дама, что произошло, стала браниться – иному сапожнику на зависть, грозить служанке плетьми и заточением в подвале. Особенно потому, что одной жемчужины найти так и не удалось. Хозяйка из-за этого совсем осатанела, кричит:

– Если не найдёшь жемчужину – с тебя сегодня же шкуру спустят и отправят в заточение!

Снова служанка поползла по полу, разыскивая пропажу. Жалко её стало Степану. С подоконника спустился он на пол и быстро разыскал пропажу в самом дальнем и тёмном углу как будто кто-то нарочно её туда закатил. Хоть и тяжела жемчужина оказалась для его муравьиной силы, но выкатил он драгоценность на видное место. Увидела её служанка, обрадовалась. Кричит хозяйке:

– Госпожа! Вот она, нашлась!

Та пофырчала, пофырчала, а всё-таки служанку отпустила. Правда, оплеуху напоследок ей, всё же, отвесила дама благородная – как же без оплеухи-то обойтись?! А Степан, видя это, очень даже сильно озадачился. Раньше ему всегда казалось, что грубо браниться и распускать руки могут только в простонародье. И то, не все, а лишь те, кого судьба добротой и совестью обделила. А уж во дворце-то, считал он, живут люди души особой, деликатной да изысканной. А на деле-то, оказывается, самая скандальная базарная торговка не бранится и не дерётся, как эта княгиня-графиня.

И отправился он дальше по наружной стене, искать волшебный цветок. Как увидит на каком-нибудь подоконнике вазу с посаженными в ней цветами, так сразу же спешит к ним взобраться и дотронуться – а вдруг, повезёт, а друг, это тот самый, что ему нужен? Только время шло, а нужного цветка найти всё никак не удавалось. Ближе к вечеру перебрался Степан-муравей на другую стену дворца, и опять начал искать цветок с самых нижних окон.