Три недели с принцессой

Для некоторых актрис было в порядке вещей надевать брюки и изображать персонажей мужского пола, но такие роли были печально известны тем, что привлекали внимание разного рода похотливых проходимцев из публики.

– Я сам не знал, – ответил Джек. – Эта чертова девчонка ничего мне не сказала.

Джиллиан возмущенно посмотрела на него.

– Ничего удивительного, если ты говорил с ней таким же тоном.

Чарлз покачал головой.

– В данных обстоятельствах обеспокоенность Джека вполне понятна, любовь моя. Такие вещи не на пользу репутации мисс Кинкейд.

Его жена пожала плечами.

– Не понимаю почему. Я сама надеваю бриджи при случае.

Супруг в недоумении посмотрел на нее.

– Только в деревне, когда ездишь верхом, и к тому же весьма редко. Ты ведь не выставляешь себя напоказ перед половиной Лондона.

Лия отошла назад и была теперь частично скрыта от глаз. Джек не мог понять, почему она вообще оказалась на сцене, ведь она, похоже, ничего не делала.

– Этот театр не половина Лондона, – заявила Джиллиан. – Кроме того, она полностью прикрыта, так что не понимаю, отчего вы с Джеком так нервничаете.

– Да, тебе этого не понять, – страдальчески проговорил Чарлз.

Это был явный намек на нетрадиционное воспитание, которое его жена получила на Сицилии, и ее по временам слишком вольное, чуждое условностей поведение. Но, в отличие от Лии, могущественные родственники Джиллиан всегда защищали ее как от злобных сплетен, так и от злонамеренных мужчин.

Родственники же Лии даже не потрудились попытаться это сделать.

– Я не уверен, что кто-либо еще заметил, что этот конкретный воин – женщина, – сказал Чарлз, подавшись вперед, чтобы оглядеть публику. – Если чуть повезет… а-аа, она скрылась за кулисами.

– Слава богу, – проворчал Джек и с облегчением переглянулся с другом. – Полагаю, на этот раз нам удалось уклониться от пули.

– Смотрите! Вон она опять! – воскликнула Джиллиан. – А теперь что она делает?

Потрясенный Джек с ужасом увидел, что Лия быстро вернулась в сопровождении еще одного воина. Они вынесли большой кусок ткани на край сцены и развернули.

– Это свиток с текстом, – пояснил Чарлз. – Он описывает подробности, которые нельзя передать декламацией или песнями. – Голос его звучал так, словно кто-то сжимал ему горло.

Джек прекрасно понимал, что Чарлз чувствовал. Каждый зритель в партере мог теперь обнаружить, что один из воинов действительно женщина, и притом очень привлекательная. Они и прореагировали в точности так, как он ожидал: мощной волной громких непристойных замечаний, – и некоторые из них удалось разобрать сквозь всеобщий гул.

– Странно, – заметила Джиллиан. – Почему они просто не изобразят это в лицах или не представят в речи, как греческий хор?

– Таким способом театры, подобные «Пану», обходят правовые ограничения на постановку драм, – пояснил Чарлз.

– Вы оба упустили самое главное, – прорычал Джек. – Лия в мужском костюме теперь оказалась в центре внимания, и каждый чертов повеса в этом проклятом театре принял это к сведению.

Джиллиан с досадой поморщилась.

– Это совсем некстати.

– Мы должны сделать все возможное, чтобы свести к минимуму последствия, – сказал Чарлз. – Но это будет нелегко.

– По крайней мере, она снова ушла со сцены, – произнес Джек, испытывая облегчение оттого, что пьеса наконец завершилась.

Занавес опустился, оповещая о начале антракта. Джек вскочил, едва не опрокинув в спешке кресло. Он торопился спуститься вниз, чтобы оценить реакцию публики в отношении Лии. Если никто не понял, что она дочь Марианны, возможно, им все же удастся выкарабкаться.

– Встретимся внизу, в фойе, – проговорил он.

– Джек, подожди, – окликнула его Джиллиан.

Но он не остановился. Понимание неотложности поставленной задачи толкало его вперед. Подобное чувство он, бывало, испытывал накануне битвы. Джек знал, что это нелепое сравнение, потому что, в конце концов, речь шла не о потере чьей-то жизни. Но жизнь Лии может навсегда измениться в результате того, что станет общественным достоянием этим вечером, и так, что это навсегда разрушит ее мир и покой.

Он пробирался сквозь толпу в коридоре и на лестнице, не обращая внимания на оклики знакомых и заигрывания проституток, ищущих заработка. Джек никогда не осуждал этих бедняжек за их образ жизни – ведь у большинства из них просто не было другого выхода. Но выражение обреченности, которое он видел во взглядах более старших из них, служило ему грозным напоминанием о будущем, неясно вырисовывавшемся, подобно надвигающейся буре, на пути непорочной и простодушно-наивной, несведущей Лии.

В конце концов он пробился в глубину переполненного фойе, к буфету, где ливрейный лакей подавал освежающие напитки и закуски. Джек отдавал должное Лестеру за создание изысканной атмосферы, которая, очевидно, и привлекла многих аристократов и других состоятельных граждан на премьеру. Но в данный момент ему хотелось удушить этого человека, бросившего свою падчерицу на съедение волкам.