Биологической матерью была пятнадцатилетняя девчонка по имени Бриттани — бледная, веснушчатая и слегка толстоватая даже до беременности. Каждым вторым ее словом было «вроде бы» — например, «я вроде бы прибавляю в весе» или «вроде бы скверно, когда по утрам тошнит». Причина, по которой она выбрала нас, заключалась в том, что мы были молодыми, бездетными и выглядели «спокойными» и «спортивными». Мы смотрели сквозь пальцы на дерзость Бриттани. Она знала, что нужно Мелиссе, которую считала бесплодной и потому говорила с ней свысока. Однажды, когда Мелисса вышла из комнаты, я склонился к Бриттани и сказал:
— Это не она, а я.
Впрочем, говоря откровенно, в нашем необъяснимом бесплодии, по всей вероятности, были виноваты мы оба. Но я не говорил это Бриттани.
К условиям, касающимся усыновления, мы оба были чувствительны — особенно Мелисса. Часто небрежно употребленное слово могло глубоко ранить. Например, Бриттани была биологической, а не «настоящей» или «природной» матерью. Мать Энджелины — Мелисса. Точка. Бриттани не «отдала своего ребенка для усыновления» — она поместила его к приемным родителям. Людям свойствен инстинкт совать нос в чужие дела. Я старался не злиться, когда они спрашивали: «Откуда у нее эти черные глаза?» (у меня глаза голубые, а у Мелиссы — зеленые) или «Какие у нее густые и темные волосы!» (мои рыжевато-каштановые, а у Мелиссы — русые). Мы научились отвечать неопределенно: «Это было в семье». Мы не лгали — просто не говорили, в чьей семье.
Конечно, мы могли бы задать побольше вопросов о биологическом отце. Но нас заверили в агентстве, и мы поняли из разговоров Мелиссы с Бриттани, что юноша более не фигурирует на сцене. Бриттани даже называла его не иначе как «поставщик спермы» и говорила, что он игнорирует ее звонки. Она никогда не упоминала, что он уехал из страны, что привело нас к мысли, будто она просто не знает, где он. Бриттани сказала Мелиссе, что он ничего для нее не значит. Она была пьяна, и все произошло на заднем сиденье его машины.
Энджелине исполнилось девять месяцев. Она была здоровой, веселой, любящей, научилась говорить «па» и «ма» и привязалась к нашему старому черному лабрадору Харри — последнему реликту моей холостяцкой жизни, который стал спать под колыбелькой, охраняя девочку. Все было в порядке.
И все рухнуло в один миг.
Есть некая красота в чистой рутине, иначе я не уверен, чтобы мы смогли пережить этот вечер, когда я наконец вернулся домой.
Я уверен, что мы ели.
Возможно, мы смотрели телевизор.
Я помню, что играл с Энджелиной на полу. Она любила фермерский набор «Фишер-Прайс». Энджелина забирала всех животных, фермера и его жену, а я был только коровой. Зверинец Энджелины проводил все время, говоря корове, что делать. Корова проводила все его (ее?) время, пытаясь рассмешить Энджелину. Но мое сердце в этом не участвовало.
Я также помню бессвязную дискуссию с Мелиссой на тему «Они никогда не заберут ее». В середине разговора Мелисса отошла к телефону в кухне и положила трубку на рычаг, проверяя, нет ли новых сообщений. Я видел, как расширились ее глаза, скривился рот, а рука нажала кнопку воспроизведения звука.
Голос был мужской, зрелый и сочувствующий.
— Джек и Мелисса, мне очень не хотелось звонить вам. Это судья Джон Морленд. Вы знаете, почему я звоню, и поверьте, это также трудно для меня, как и для вас. Никто не ожидает оказаться в подобной ситуации. Я глубоко об этом сожалею. Но надеюсь, вы поймете и ситуацию, в которую попала моя семья. Энджелина — наша первая внучка и ребенок моего сына. Уверен, что вы проверяете сообщения, хотя не берете трубку. Мы будем у вас дома завтра в одиннадцать утра. Не беспокойтесь — мы приедем просто познакомиться и поговорить с вами. Нет причин волноваться и паниковать. Это будет разговор взрослых людей, которые оказались в трудном положении не по своей вине.
Мелисса и я обменялись взглядами. Я видел, как на ее лице отразилось облегчение, а плечи расслабились.
— Шериф округа осведомлен о моем завтрашнем визите, — продолжал судья. — Сожалею, что мне пришлось связаться с ним, но, думаю, лучше для всех — особенно для ребенка, — если наша встреча пройдет под присмотром властей. Не беспокойтесь — он не приедет с нами. Но он будет доступен, если ситуация станет трудной. Не то чтобы я этого ожидаю… Я уважаю вас обоих и восхищаюсь вами. И я думаю, что существует разумное решение нашей дилеммы. Надеюсь, вы выслушаете меня. Благословит вас Бог, и доброй вам ночи. Увидимся завтра.
Щелк.