Три новеллы

Ты убирал посуду, а я потащился следом, неловко, со своим кофе. Ты повернулся забрать у меня чашку, и на мгновение наши ладони коснулись друг друга. Ты посмотрел на женщину в баре, она читала меню коктейлей и остановилась на «джин, лайм, пастис и трипл-сек». Коктейль именовался Corpse Reviver № 3[1]. Она засмеялась, и ты тогда тоже засмеялся, хотя развеселили вас совсем разные вещи.

– Я рад, что ты встретил кого-то… ну понимаешь… твоего возраста, – тихо сказал ты мне.

Я не знал, что ответить. И не ответил. Ты улыбнулся и поцеловал меня в щеку.

– С Рождеством, папа!

Мое сердце ударилось об пол, а ты шагнул в дверь кухни. Я не посмел дождаться, пока ты вернешься. Секунда всегда секунда, единственная реальная ценность на земле. Торгуются все, постоянно. Каждый день мы совершаем сделку всей жизни. Сегодня была моя.

Женщина допила последний бокал пива. Взяла папку со стойки. Мы пошли между уличными столиками, – тут отчаянная конкуренция за самые эффектные виды Хельсингборга, но это место исполнено спокойствия и уверенности. Ему не нужно самоутверждаться, оно сознает свою красоту. Набегающие волны, паромы в порту, ждущая их на той стороне Дания.

– Как это делается? – спросил я.

– Мы туда прыгнем, – ответила женщина.

– Это больно? – спросил я.

Она печально кивнула.

– Мне страшно, – признался я, но она покачала головой:

– Не страшно. Тебе горько. Никто вам, людям, не объяснил, что за страх вы принимаете горе.

– О чем мы горюем?

– О времени.

Кивнув на окна бара, я прошептал:

– Он хоть что-то вспомнит?

Она покачала головой.

– Порой, на секунду, он почувствует, будто чего-то не хватает. Но… потом… – Она щелкнула пальцами.

– А девочка?

– Она проживет свою жизнь.

– Ты за ними приглядишь?

Женщина чуть кивнула:

– Вообще-то я никогда правил не любила.

Я застегнул пиджак. Ветер задувал снизу.

– А там холодно… там, куда нам надо? – спросил я.

Женщина не ответила. Молча протянула мне пару вязаных перчаток. Они были серые, но с одной свисала единственная тонкая красная ниточка. Женщина достала из кармана маленькие ножницы и аккуратно ее отрезала.

Потом взяла меня за руки, и мы прыгнули. Ты никогда этого не прочтешь. Ты никогда не сидел и не ждал на крыльце маминого дома. Я никогда не растрачивал твое время.

Когда мы прыгнули, женщина с папкой и я, то на одно мгновение я увидел Хельсингборг таким, каким всегда его видел ты. Как силуэт знакомого. Как дом. В тот миг он стал нашим городом, твоим и моим.

И этого было достаточно.

Ты скоро проснешься. Сегодня Рождество. И… я тебя любил.

И с каждым утром дорога домой становится все длиннее

Тому, кто помнит того, кто забыл

Что-то вроде предисловия

Это повесть о том, что значит утратить память прежде жизни. Честно говоря, никакую книгу я писать и не предполагал – просто хотел попробовать разобраться с самим собой. Но, поскольку я из тех, кому через текст раскрыться проще, чем через разговоры, иной раз я излагаю мысли с помощью букв, – чтобы осмыслить свои ощущения.

Этот текст я выложил у себя в блоге, где он провисел примерно год, – чтобы читатели, которых это сочинение зацепит, сделали добровольный взнос на благотворительность. А потом текст зажил собственной взаправдашней жизнью, и книга, которая не задумывалась как книга, все-таки ею стала. Настоящей, на бумаге, с обложкой и всем прочим.

Эта новелла – о той особенности содержимого нашего черепа, что позволила нам открыть тайны Вселенной, но, словно глумясь над нами, хранит собственную тайну – фиг подступишься. Я попытался рассказать о том, что бывает, когда наш разум постепенно покидает этот мир прежде, чем тело. Получилась серия коротких сердечных признаний – деда и внука, юноши и его любимой, отца и сына.

Эти тексты – моя слабая попытка совладать с бесчисленными страхами оттого, что некоторые из моих знакомых – обладателей выдающихся мозгов – постепенно уходят от нас, а нам, оставшимся, предстоит непонятно как жить в разлуке с ними, которые все еще здесь и уже не здесь. Думаю, все началось с фразы из интервью с одним из моих кумиров: «Старость страшна тем, что в голову перестают приходить новые идеи». Эти слова преследовали меня. Печаль от них занозой засела в душе. Да, фантазия может отказать раньше, чем тело. Видимо, этот страх знаком всем, поскольку мы, люди, странные существа, и многие из нас боятся старости больше, чем смерти. Лишиться новых идей? Потерять способность к фантазии?

Фантазия для меня – это все. В детстве я строил целые понарошечные миры и убегал туда всякий раз, когда мне было страшно и одиноко и я не знал, как приноровиться к действительности. Взрослым я по-прежнему этого не знаю и продолжаю их строить. Они спасли мне жизнь.

Эта новелла – о любви и о страхе. О том, что очень часто они живут бок о бок. Но прежде всего она о времени. Пока оно у нас еще есть. Спасибо, что вы уделили этой истории немного своего.

Фредрик Бакман