Три орешка для вдовушки

– Одна бумажка отклеена, – показала я пальцем на болтающийся листок с рукописным текстом и печатями, тайно надеясь, что нашла причину не заходить в квартиру.

– Тс—с, – зашипела Поля. – Всякое бывает. Вторая бумажка—то на месте, значит, там никого нет.

Полина достала из сумки пилку для ногтей и с помощью нее ловко открепила край второй бумажки с печатями. Потом внимательно осмотрела горизонтальную щель замка и быстро подобрала нужный ключ. Мы надели перчатки, предусмотрительно изъятые Полькой из наших домашних запасов, – я держу их для земляных работ на нашем участке, – и приготовились к оперативным действиям. Меня всю трясло от страха. Дверь бесшумно отворилась, мы быстро прошмыгнули внутрь и тихонько прикрыли ее за собой.

Полина посветила фонариком, взятым у нас в кладовке, на замок.

– Надо же, какой поцарапанный, – удивленно сказала она, – как будто ключом в замок не сразу попадали, шарились, как пьяные. А с внешней стороны замок, как новенький.

Обстановка однокомнатной квартиры оказалась минимальной. В прихожей к стене была прибита вешалка с тремя крючками, на куне стояли маленький стол, три табуретки и плита, а над столом висел допотопный подвесной шкафчик. В комнате, кроме не застеленной кровати—полуторки на высоких ножках, стояли огромный трехстворчатый шкаф, тумбочка с телевизором, письменный стол и стул. Мебель на вид была примерно семидесятых годов производства. Над столом висела явно самодельная книжная полка, на которой стояло всего три книги. На столе и на полу валялись порядка двадцати коробок и несколько «голых» дисков. Везде, где могли быть отпечатки пальцев, чернели остатки порошка. На окнах не было занавесок, и нам не пришлось включать свет, потому что уличный фонарь светил прямо в окна. Из общей убогости интерьера выбивались только пластиковые стеклопакеты, кондиционер, висящий у окна и вполне современный, хотя и не плазменный, телевизор.

– Да—а, – протянула Полина. – Мари Морель оказалась скуповата на отделку интерьера. И чего это Солнцев снял такое убожество?

– Так всего на два месяца, – постаралась я оправдать друга. – Да и денег у него свободных не было. Говорил, все накопления на хороший ремонт своей квартиры потратит.

– А как он спал при свете фонаря? – удивилась подруга.

– Не любил темноту, – вспомнила я, как Ярик, впервые оставшись у нас ночевать, попросил разрешение не выключать на ночь бра.

– Ну, и что мы тут поймем? – Полина открыла шкаф для одежды.

Один костюм, несколько рубашек, ветровка и джемпер – все, что нашлось в шкафу, Поля ощупала и обыскала карманы.

– Тут какие—то бумажки в нагрудном кармане пиджака, – прошептала она.

– Бери все, что найдешь, – велела я, начиная немного успокаиваться, – дома разберемся.

Я осмотрела все ящики стола – там, кроме распечатки какой—то пьесы не было больше ничего. А вот в одной из книг на полке я нашла сложенный вчетверо листок в клетку с какими—то цифрами.

– Забирай! – распорядилась Полина и открыла створку шкафа, где, по идее, должно быть несколько полок для складирования белья, но полка оказалась только одна, а белья – минимум. – Похоже, основную часть своего гардероба он хранил где—то в другом месте, – сказала она, перебирая белье.

– Документы он собирался оставить в банковской ячейке, – вспомнила я, что говорил Ярик, рассказывая нам о ремонте, – а летние шмотки, может, в гримерке оставил.

– Ясно, – Поля закрыла шкаф. – Больше нет ничего.

Она пошла осматривать смежный санузел и вернулась в комнату с пустыми руками:

– Ничего, кроме кремов для и после бритья, бритвы, помазка и мыла. Пойду на кухню.

Через минуту подруга вернулась и развела руки в стороны:

– Там тоже ничего интересного нет. Что будем де…

Из прихожей послышался звук, который не вызывал сомнений – в дверной замок вставили ключ и пытаются его поворачивать! Мои колени сами собой начали складываться. Полина подхватила меня под локоть и толкнула к кровати, к которой до сей минуты мы, не сговариваясь, не желали даже подходить. Я, не помня себя от страха, полезла под кровать и уже оттуда увидела, как за Полиной закрылась створка шкафа. В это время входная дверь распахнулась и, цокая каблуками, в комнату вошла женщина. Во всяком случае, я видела две довольно крупные ноги в черных колготках и ярко красных босоножках на небольших тонких каблуках и с очень узкими длинными носами. Ноги встали посреди комнаты, а потом низкий, похожий на мужской, голос произнес:

– Черте что! Дверь оказалась не запертой, печати отвалились! Ну, и что мы тут делаем?

Мое сердце перестало биться, а начало просто трепыхаться, как тряпочка на сильном ветру, причем, оно переместилось в горло и мне стало нечем дышать. Отчаянно захотелось прокашляться. Я обхватила ладонью горло, словно пытаясь удержать, готовое выпрыгнуть сердце, и начала читать единственную молитву, которую знала, «Отче наш».

– Где смотрим? – продолжил вещать голос. – В столе?

Послышался звук отодвигаемых ящиков. Незнакомка явно не соблюдала мер предосторожности. А я с облегчением поняла, что говорит она не с нами, а, видимо, с кем—то по телефону.