К счастью, по дороге нам никто не встретился, мою машину мы поставили в тех же кустах, что и тачку Славика. И тогда уже секретарь приступил к осмотру.
— Ничего не понимаю. Тормозной шланг не перерезан. Что же тогда… Божечки-ложечки! — ахнул он, присев на корточки. — Да у тебя же тормозные диски смазкой намазаны! Вот, смотри. Палец весь в этой гадости… Первый раз такое чудо вижу.
— Точно. Я бы в жизни не заметила. Думаешь, это Кукушкин сделал?
— Он же автомеханик, у него этих смазок… Паскуда. Сегодня ему самому смазка понадобится! Пусть только появится. Пора брать его за жабры. Если с баней еще можно было предположить стечение обстоятельств, тот тут налицо злой умысел. Что ему от тебя надо в конце концов? Может, он просто маньяк?
— Ему не нравится, что я хожу к Марфе. Он это ясно дал понять. Только вот почему? Чем-то он шантажирует Василия. От домработницы удалось узнать немного. Василий Марфе не любовник, а что-то вроде сына. И никаких демонических наклонностей Нина в них не замечала. Даже заявила, что Марфа детей лечит бесплатно. Может, врет, — пожала я плечами.
— Кстати, когда за печкой лежал, слышал, как Лизавета Мальвине что-то про Василия говорила. Это уже после того, как мужик тот ушел. Вроде как ходил он к ней, а теперь перестал. И телевизор починить некому.
— Давай сходим к Лизавете, — вздохнула я. — Только как мы объясним свой интерес?
— Она такая трещотка, ей и объяснять ничего не надо, — отмахнулся Славик. — Зайдем, я тему подведу, ты и спросишь.
Так и случилось. У меня в машине нашлась коробка конфет, с ней я и заявилась к хозяйке Славика. Выпив чаю, мы завели тему про местных, потом про женскую долю, а после и про мужчин деревни.
— А вы что, все одна, как чашка? В смысле без блюдца, — заюлил Славик, пытаясь нащупать нужную тему с грацией бегемота в посудной лавке.
Лизавета недовольно покивала, разгладила складки на платье и, гордо вскинув двойной подбородок вверх, заявила:
— Да, судьба у всех разная. Кто бы мог подумать, что бывшая модель бросит город и приедет в деревню. Будет разводить коз, варить сыр, заниматься огородом и получать от этого удовольствие. Вот встаю каждое утро, окно открою, вдохну — и так хорошо на душе, так благостно…
Видимо, наши со Славиком лица выражали явное недоверие, потому что Лизавета сразу же нахмурилась:
— И нечего морды корчить, все, что я сказала, чистая правда. Ну, кроме того что я бывшая модель, — нехотя добавила она, видимо, вняв голосу разума. — Хотя задатки-то явно есть. А мужиков у нас тут кот наплакал. Костика я даже не считаю.
— А Василий, работник Марфы, — тактично кашлянула я. — Говорят, он к вам ходил…
— Васька-то? И ходил, чего уж там. Я женщина молодая, свободная. А у меня как-то аппарат сломался, в котором сыр делают. Сыроварня. Я Ваську у автолавки встретила, ну и попросила глянуть. Он зашел, я его при свете рассмотрела — никакой он не страшный, просто заросший весь, брови и борода на все лицо. А так… очень даже симпатичный, если не привередничать. Ну, и стал ко мне иногда захаживать. Только хмурый он вечно. Я же чувствую, что тяжесть у него какая-то на душе. Все молчит да курит. И ни с кем в деревне не общается. То все по лесу гуляет, что-то думает. Я пару раз видела, когда коз пасла. А чего здоровому мужику елки нюхать? Он бы самогонку пил, а не шастал. Значит, гнетет его что-то.
— Загадочный мужчина оценил вашу несомненную красоту, — польстил ей Славик. — А про себя он что-нибудь рассказывал?
— Про себя почти не говорил, только то, что сирота, мыкался по жизни, а Марфа вроде как родителей его знала, вот он к ней и прибился. Уже лет шесть он живет в деревне, точно! Я как раз безрогую Розу только купила. И он тогда у автолавки стал иногда показываться.
— А теперь что? — направила я ее мысли в нужно мне русло.
— А теперь все, — вздохнула Лизавета. — На праздники заходил и как-то так обмолвился, что, мол, не стоит мне к нему привязываться. А после Нового года он и вовсе ходить перестал: видно, Марфа запретила. Она такая властная. Может, выгнать грозилась? Только не пойму, чего он боится. Я бы его приняла, мужик он хороший, работящий и почти не пьет. Чего ему за старуху-то держаться, большая радость ей угождать. Так что не только у вас одних тут Санта-Барбара, — закончила она, многозначительно глянув на Славика.
Провожая меня до огорода Тамары, Славик пытался мыслить логически. Выходило так себе.
— Василий держится за Марфу, хотя идти ему есть куда. Хоть к той же Лизавете. Но их что-то связывает. Значит, старуха тоже в курсе его дел.
— Примерно зимой в деревне впервые появляется Кукушкин, я у Костика спрашивала. В это же время Василий перестает ходить к Лизавете. Зато ходит по лесам и пугает нормальных людей.
— А вдруг Василий оборотень? — внезапно для самого себя предположил Славик с расширенными от ужаса глазами. Кувырк через голову — вот он и собака. Ты же слышала вой…
— Тебе что, за печкой у Лизаветы в голову напекло? Или с утра уже опохмелился?
— Ты права, весь этот деревенский фольклор навевает мысли о чертовщине… Но все же я бы по лесу больше не гулял…