Толик нежно обнимался с Луизой, обоим не было дела до разборок, которые их не касались, Юрцу пришлось выкручиваться самому:
– У нас давно сложились свои правила, но сейчас пришли новенькие, и некоторым из них следовало быстрее преодолеть комплексы. Я направил общие мысли в нужную сторону. Не люблю ограничивать себя в чем-то, когда можно не ограничивать. И было бы из-за кого.
Пока не вылетело нечто еще более обидное, Толик отобрал у него бутылку.
– Хватит, уже перебрал, а веселье только начинается. Итак, самое постыдное в моей жизни. – Он выдержал театральную паузу. Глаза старались сохранить серьезность, но внутри бесились чертики. – Заранее прошу простить, если кого-то заденет. Хотя, возможно, я не открою тайны. В разное время у меня случилось кое-что со всеми присутствующими здесь девушками.
Ник похолодел. Значит… Он, конечно, видел все своими глазами и слышал своими ушами, но сознание упрямо твердило, что могло показаться и на самом деле ничего не было…
Было. Напрямую посмотреть на Луизу не хватило сил.
– Стыжусь и очень сожалею, – поставил Толик логическую точку.
Ага, сожалеет он. Масляные глазки говорили о другом. Он гордился. Хотел, чтобы завидовали. И ему завидовали. А девушки одновременно опустили глаза или отвернулись. Никто ничего не сказал и не спросил.
Следующей сидела Луиза. Она приняла протянутую бутылку.
– Я тоже очень стыжусь, но не сожалею. – Ее щеки горели, глаза глядели прямо и в то же время ни на кого конкретно. – Это лучшее, что было в моей жизни.
Ник наблюдал за ней боковым зрением. Посмотреть в лицо так и не посмел.
Девчонки хмыкнули, Юрец с Бизончиком обменялись хитрыми взглядами.
Анфиса, оставшаяся в очереди последней, поднялась и с удовольствием потянулась, расправив руки и красиво прогнувшись:
– А мне стыдно, что тратим время на ерунду, когда рядом природа, к которой мы так долго добирались. Все за мной!
На ходу скидывая блузку, она помчалась по камням к озеру.
– Не рассказала о поступке! – завопил Юрец. – Нарушение правил! Наказание!
– Наказание! – радостно поддержал Бизончик.
Оба кинулись за Анфисой.
У самой кромки воды она отбросила снятую блузку на камни и взялась за джинсы. Сзади неслись парни, и поняв, что не успевает, Анфиса побежала вбок, на травяной «дворик». По пути она несколько раз оглядывалась, звала оставшуюся в пещере компанию за собой и грозила преследователям кулаком. По мере того, как дистанция сокращалась, жест беглянки сменился на однопальцевый, это лишь раззадорило бежавших за ней парней.
Как Анфиса ни старалась вызвать сочувствие и перетянуть на свою сторону хоть кого-нибудь, всем было ясно: ей нужно совсем не сочувствие. Она снова рисовалась, все поступки и ужимки твердили об одном: глядите, какая я красивая и сладкая, восторгайтесь мной, желайте меня! Рыжая грива развевалась, налитые груди подпрыгивали, обтянутые джинсами ягодицы исполняли зажигательный парный танец и, кажется, жалели, что чем-то обтянуты, каждый шаг показывал, насколько сильно им хотелось на волю.
Вид из пещеры выходил большей частью на озеро, и концовка погони могла остаться «за кадром». Поднявшийся Толик вышел на край, откуда хорошо просматривалась вся площадка рядом с пещерой. Приглашающий жест собрал всех около него. Первыми подошли девушки, им не терпелось узнать, чем все кончится, затем Луиза – она прислонилась к спине Толика и обняла его. Ник с приятелями встали позади Луизы – как верный караул, который никогда не бросит ни в беде, ни в радости. Луиза не оценила, она смотрела вперед.
Ее счастье вызывало у Ника почти физическую боль. В такие минуты, как сейчас, чужая радость ощущалась большей бедой, чем возможное горе. Когда все плохо, помощь оценивается по достоинству: спасти тонущую из воды, вынести из пожара… Так ведь не горит, не тонет. У нее все отлично. И никакого простора для фантазии тому, кто жаждет помочь. Из фантазий место осталось только совсем глупым и несбыточным. Да и для них, собственно, уже не осталось.
«Это лучшее, что было в моей жизни». Что тут скажешь?
Вспомнился разговор с Фаней. «Моя мечта быть рядом сбылась, я – рядом, – сказала она. – Вместе с ним радуюсь, когда ему хорошо, и помогаю, когда у него проблемы. Я намного счастливей тебя – тебе плохо в обоих таких случаях. Ты не помог бы любимой остаться наедине с другим, как бы ей этого ни хотелось. Ты делаешь то, чего хочешь сам. Когда мечты разбиваются об реальность, и тебе больно. По сравнению с тобой я могу считать себя счастливой». А в ответ на непонимание Ника Фаня подытожила свою речь: «Это и есть любовь».
Разумом понять можно. А сердце болит. Как Фане удается радоваться за любимого, когда он с другой? Ник видел – удается плохо. Но удается.
Нужно учиться. У Ника с Фаней, как она сказала, одна цель. «Толик» – это диагноз, Луиза скоро наскучит вечному искателю свежатинки, и отношения в компании умников вернутся в прежнее русло.
А русло уж куда-нибудь выведет.