Три плута

— Разумеется! — Вслед за этим господин сел к столу, надавил на электрическую кнопку и отдал вошедшему конторщику следующее приказание: — Приготовьте расчет: пятьсот тысяч государственной четырехпроцентной ренты, покупаем мы по девяносто шести, комиссии полпроцента, купоны текущие. Когда будет готово, принесите сюда для подписи; предупредить кассу; расчет у меня, здесь, в кабинете.

Конторщик, молча выслушав приказание, вышел. Его начальник стал принимать от Рогова листы и, считая их, отмечал что-то, для памяти, карандашом на какой-то бумажке.

Но все-таки дело шло быстро, и Рогов удивлялся тому, с какой простотой этот господин обходился с принимаемыми от него ценностями. По верхнему листу он видел, какого достоинства эта пачка, и не разворачивал остальных, а только перелистывал. Роману Егоровичу стало совершенно ясно, каким образом человек с апломбом мог недавно, всего три года тому назад, продать какому-то банкиру в Москве билеты, перекрашенные из сторублевых в пятитысячные.

Однако его вывел из этих размышлений вновь вошедший конторщик, который подал один листок своему начальнику для подписи и затем другой, точь-в-точь такой же, Рогову, в виде счета для памяти, и дал ему еще ордер в кассу. На счете в итоге значилось: «477 660 рублей». Та же сумма повторялась и на ордере.

Рогов еще раз хотел что-то проверить, но у него голова начинала кружиться. Он считал какие-то цифры на бумажке и никак не мог вывести итог.

— Верно? — спросил его господин.

— У меня верно, — поспешил ответить Рогов. — Вы листы все просчитали?

— Все. Сейчас несут деньги.

Действительно, вошли два артельщика. Один из них нес довольно объемистый, туго набитый мешок из полосатого тика, другой — такой же мешок, совершенно новый, чистенький, еще не бывший в употреблении и аккуратно сложенный. Он положил его на стол и вышел.

Первый артельщик вывалил из своего мешка крепко перевязанные пачки кредиток. Падали они на стол точно деревяшки и, по-видимому, не имели в глазах этого артельщика ровно никакого значения.

Начался счет. Проверка заняла немало времени. Наконец Рогов стал упаковывать деньги. Когда он поднял мешок, ноша показалась ему очень тяжелой. Он никак не думал, чтобы бумажные деньги весили так много.

У подъезда его ожидал извозчик-лихач. Рогов сел и велел везти себя прямо вниз по Невскому. Уже доехав до Полицейского моста, он скомандовал:

— Возьми налево, поезжай по Мойке.

Но вдруг он вспомнил, что хотел послать за товарищами еще из конторы Юнкера, приказал лихачу остановиться, хотел было повернуть обратно, но, оглянувшись, увидел стоявшего у подъезда посыльного в красной шапке и махнул ему рукой.

Тот опрометью кинулся за получением приказания: повелительный жест, внушительная фигура, наконец, лихач, — все это обещало наживу.

Рогов достал из кармана один из еще уцелевших у него прежних рублей и, передавая его посыльному, строго сказал:

— Садись на извозчика и лупи во всю мочь на Большую Конюшенную. Запиши у себя адрес. Там меня дожидаются, так скажи, чтобы живо ехали в ресторан: они знают — в какой! Да вот еще что: захвати этот портфель и там на квартире оставишь его у господина Мустафетова.

— Слушаю-с.

— Сдачу себе возьмешь.

— А ответа не надо-с?

— Какой же ответ, когда они сами сейчас приедут! Они тебя только и ждут. Да скажи, чтобы спросили, в каком кабинете сидит Роман Егорович. Смотри не забудь.

Потом, крикнув своему лихачу «пошел», он очень быстро скрылся за углом, а посыльный, рассчитав, что близко, побежал пешком.

Войдя в сени роскошного ресторана, Рогов невольно взглянул на стенные часы и был крайне поражен — было четыре часа. Он глазам своим не верил.

— У вас время верное? — спросил он швейцаров.

— Так точно-с. Каждый день проверяем.

Рогов достал из жилетного кармана свои открытые никелированные часы. Действительно, часы показывали уже десять минут пятого.

«Когда же время прошло? Вот сколько нужно, чтобы без всякой задержки получить и самым быстрым образом сосчитать полмильона».

XI РАЗДЕЛ

Но что же происходило во все это время в квартире Мустафетова? Не говоря уже о Смирнине, и Назар Назарович буквально сходил с ума. Если Смирнин не умер, то это доказывало только, до какой степени сильным организмом он обладал.

Уже к двум часам волнение Мустафетова перестало поддаваться его контролю, а к трем он твердо решил, что Рогов попался.

Смирнин подозревал другое: у него явилось предположение, что Роман Егорович получил билеты и один завладел всей суммой. Это имело некоторый смысл в его глазах потому только, что ведь ни сам он, ни Мустафетов не могли бы донести на него.

Но ничего подобного не допускал Назар Назарович. Он слишком хорошо знал своего друга, верил в «принципы товарищества» и сам никогда так не поступил бы. Тут дело было иное, и чем дальше уходило время, тем страшнее становилось ему.