Три плута

Когда тот вошел в кабинет, Мустафетов спросил своих компаньонов:

— Вы, конечно, позволите мне распорядиться? Я думаю решить вопрос следующим образом, — обратился он к распорядителю, — подайте нам в больших чашках борщок и к нему тончайшие гренки с пармезаном. Потом хорошую стерлядь. Приготовить по-русски и чтобы раковых шеек не жалеть. После стерляди, как вы думаете, господа, насчет жареного поросенка?

— Нельзя ли чего-нибудь другого? — спросил Рогов. — Я что-то в обед не особенно люблю поросят. К завтраку, с кашей, еще туда-сюда.

— Ну, хорошо! В таком случае мы вот что придумаем: ведь мясо какое-нибудь нужно, а придерживаться исключительно русской кухни нет решительно никакой надобности, тем более что она очень тяжела. Поэтому продолжаю таким образом: после стерляди маленькие филейчики, соус беарнез. Это с эстрагончиком довольно пикантно и вкусно.

— Гарнир прикажете подать?

— Нет, лучше картофель-суфле. А на жаркое хорошую пулярку, начиненную трюфелями, но не фаршем, а одними трюфелями, да салат из зеленых огурцов с укропом.

— Спаржа имеется отборная, такая спаржа, что на удивление даже, великолепная, — попробовал порекомендовать метрдотель.

— А что же, спаржа — дело хорошее.

— На сладкое что? Может, каши гурьевской или маседуан из французских фруктов?

— Нет, после такого обеда надо что-нибудь прохладительное, надо рот освежить. Мороженое непременно фруктовое.

— Слушаю-с! А насчет вин как прикажете?

— А насчет вин вот мое мнение: чтоб они были хороши, а до цены нам дела нет. С рыбой подать нам белого вина, но сухого. К филейчикам — красное тонкое вино, подлинное, но без слишком сильного аромата, а после пулярки с трюфелями можно и высшее, что есть, по тонкости и букету. На всякий случай приготовить нам бутылочку-другую гейдзик-кабинет. Только не переморозить. Иглы не надо, а чтобы вино муссировало в стакане, играло.

— Понимаю-с.

— Ну, хорошо. Вот и все.

Распорядитель хотел уже уходить, поклонился и повернулся, только Мустафетов остановил его, напомнив:

— Только мешки бы не забыть холщовые, чтобы нам деньги спрятать. Наследство от тетушки получили и вот приехали к вам раздел вспрыснуть.

Тот на ходу обернулся и, почтительно улыбаясь, ответил:

— Все будет исполнено-с! Не извольте беспокоиться! — И вышел.

Откуда были добыты мешки, неизвестно, но появились они очень быстро. Каждый упрятал свою долю, мешочки были положены рядышком на диван, и закуска в ожидании обеда продолжалась.

Только после второй или даже третьей рюмки водки да разных пикантных солений у трех приятелей разгорелся аппетит.

— А ведь мы, господа, с утра ничего не ели! — воскликнул Роман Егорович. — Что значит делом-то быть занятым! За делом незаметно, как и время бежит.

— Зато теперь мы не только свободны, — сказал Мустафетов, — но во всем городе нет такого фрукта, которым мы не были бы в состоянии угоститься.

— Неужели это правда? — в каком-то оцепенении проговорил Смирнин.

— Да, молодой человек, правда, — ответил ему Назар Назарович. — В руках каждого из нас теперь огромная сила, такая, которая, во всяком случае, не только может, но и должна послужить основанием всей будущей жизни каждого из нас. Романа Егоровича я знаю давно; знаю, что он никогда еще не обладал разом столь значительными деньгами. То, что вы рассказывали мне о самом себе, Иван Павлович, подтверждает, что и в ваших руках денег никогда не бывало. Опытным человеком в данном случае между нами троими являюсь я один. Мой вам совет — искать себе такое поприще, на котором ваш капитал не только не иссякнет, но и принесет барыши.

— Эх, голубчик, — воскликнул Рогов, — да разве мы процентщики? Разве мы коммерческие люди? Давай-ка выпьем еще водочки. Балычок больно заманчивый.

— Водочки выпить можно, — ответил Мустафетов, — но что касается твоих слов, то ты напрасно говорил их.

— Как напрасно?

— Послушай, законодательство смотрит на нас с тобою как на воров и мошенников.

— Превратное суждение.

— Не скажи… Вот здесь, в ресторане, татар много, и все они вместе, конечно, сильнее, нежели мы трое. Они могли бы прийти, отнять у нас наши деньги, и куда бы мы пошли жаловаться на них.

— Не говори глупостей, как раз идут…

— А на мой взгляд, — сказал Смирнин, — все это утопии. Я счастлив, что заручился деньгами, и теперь никогда в жизни не пойду ни в какое дело.

— С чем вас и поздравляю, — ответил Мустафетов, но трудно было понять по тону его слов, говорит ли он серьезно или иронизирует.

В этот момент слуга, постучавшись в дверь, внес суп.

— Господа, за стол, борщок подан! — предложил Роман Егорович.

Во главе стола сел Мустафетов, направо и налево от него уселись его помощники.

— Однако я голоден, — сказал Рогов. — Борщок с гренками — штука легкая. Хорошо бы для начала заложить основательный фундамент: пирожков бы, что ли…

— Погоди, — остановил его Назар Назарович, — к концу обеда ты не это скажешь. Нет ничего хуже, как набрасываться на еду сразу. От этого только тяжелеешь.

— Борщок хорош, — одобрил Смирнин.