Три плута

У них обоих пересохло в горле, а у малодушного Смирнина уже носились в голове мысли о самоубийстве. Он видел всю свою жизнь разбитою даром, ни за грош, и это было ему всего больнее. Он злил Мустафетова, который бесцеремонно обрывал его, однако тут же сам с бесплодным отчаянием восклицал:

— Неужели он попался?

Оба ждавшие дошли до того, что уже совершенно бесповоротно решили, что дело окончательно потеряно. Смирнин даже хотел уйти, однако, не зная куда, зачем и чувствуя себя здесь, под бранью сурового Назара Назаровича, все-таки не столь одиноким, остался.

Когда часы пробили четыре, Мустафетов встряхнулся, закинул голову назад и, став в двух шагах от Смирнина, обратился к нему со следующими словами:

— Теперь ясно, что дело погибло! Рогов дал себя схватить. Очень жаль его: парень был славный, способный и товарищ хороший, всегда веселый. Но нам надо подумать прежде всего о вас. Что бы ни случилось в банке, вы должны…

Сильный звонок в передней прервал его речь. Оба переглянулись, страшно побледнели, и только после целой минуты молчания Мустафетов решился сказать:

— Надо отворить.

Смирнин так дрожал, что еле промолвил сквозь посиневшие губы:

— А вдруг полиция?

Звонок повторился.

Мустафетов, нарочно удаливший слугу, пошел и отпер. Пред ним стоял посыльный с пустым и сплюснутым портфелем.

Зато, когда Назар Назарович и робко выглядывавший из-за двери Смирнин услышали, в чем дело, они тотчас отпустили посыльного, и безумная радость в один момент опьянила их. Они обняли друг друга, поцеловались, кружились, громко кричали: «Ехать, ехать!» А затем совершенно неожиданно, в каком-то приливе безумия, Смирнин вдруг прокричал петухом.

Как они надели пальто, как заперли за собой дверь; как спустились по лестнице, они не помнили.

На крыльце еще стоял посыльный. Мустафетов, садясь со Смирниным на извозчика, подозвал его к себе и сказал:

— Вот тебе за добрую весть; поди и разживайся с моей легкой руки!

Затем они отъехали. Посыльный взглянул на ладонь — оказался золотой.

«Вот так барин!» — подумал бедняга, не зная, что этот барин был отъявленный вор и мошенник.

Но дорогою Смирнин снова начал высказывать свои опасения. Ему показалось подозрительным, что Рогов прислал пустой портфель обратно.

— Если вы скажете мне еще хоть слово об этом, — строго остановил его стенанья Мустафетов, — то жестоко раскаетесь.

— Что же я говорю?

— Говорите глупости, а мне они надоели. Вы еще не знаете моего характера.

Дальше они ехали молча.

— В каком кабинете дожидается нас один барин, которого зовут Романом Егоровичем? — спросил Мустафетов, входя в швейцарскую известного французского ресторана.

— Пожалуйте! Сию минуту вас проводят.

Гости направились по длинному, несколько темноватому коридору. Слуги, попадавшиеся им навстречу, останавливались, прислоняясь к стене и вежливо кланяясь, с видом особого почтения.

— Вот сюда пожалуйте-с!

Перед ними отворили одну из дверей направо, и они вошли.

Огромный кабинет с тремя окнами, выходившими на двор Мойки, казался тоже темным от штор и драпри. Длинный стол посреди комнаты был уже нагружен всевозможными закусками и бутылками разнородных водок.

Навстречу вошедшим встал с дивана Рогов. Оба они сразу заметили новый полный холщовый мешок, лежавший рядом с оставленным им местом.

— Господа, нас надули! — были первые слова, с которыми Рогов обратился к вошедшим.

— Как надули?

— Я хочу сказать, — ответил Рогов, — что нас обсчитали, — и, видя недоумение и разгадав волнение обоих, он поспешил прибавить: — В этом мешке не полмильона, а несколько меньше. Я уже прикинул, сколько приходится на брата, и вышло по ста пятидесяти девяти тысяч двести рублей. Какова штучка!

Обоим вошедшим хотелось поскорей увидать деньги. Они подошли к мешку и нетерпеливо ожидали, когда Рогов развяжет его.

— Надо сказать, чтобы никто нас не тревожил, пока мы сами не позовем, — сказал Роман Егорович.

Мустафетов позвал одного из татар и отдал приказание.

Тогда деньги были вывалены на один из боковых столов для посуды.

— В каждой из таких кипок, господа, по десяти тысяч рублей, — весело заговорил Рогов. — Отберите себе, стало быть, по десяти кипок каждый. Считайте! Тебе кипа, тебе кипа и мне кипа, тебе вторая, тебе вторая и мне вторая, тебе третья, тебе третья и мне третья. Вот это я называю правильным распределением богатств. Считайте дальше. Вот, вот, вот… Видите, как справедливо. Теперь все получили по сто тысяч. Остается по пять кип и потом двадцать семь тысяч шестьсот рублей разделить на три доли.

Вскоре расчет был окончен.

Тогда Рогов достал из бокового кармана какую-то бумажку и, передавая ее Мустафетову, сказал:

— А вот и мой оправдательный документ. Это — расчетный лист из конторы Юнкера. Тут все ясно: по девяносто шесть, минус комиссионные.

— Сам ты плюс, а не минус! — воскликнул Мустафетов. — А теперь дай тебя расцеловать!

— Целуйте оба. Я вполне заслуживаю этого. Паинька-мальчик! Дельце обделал так, что просто загляденье. Но надо распорядиться насчет мешочков и для ваших денег. Кстати, и обед закажем. — Он пошел, отпер дверь и громко крикнул: — Эй, позвать сюда распорядителя!